Когда рыцарь был здесь в прошлый раз, и старейшина каменных троллей признал его достойным править в отсутствие королевы Эльзы, в этой местности не было снега, хотя он лежал повсюду за пределами долины. Здесь выходили наружу горячие источники, не позволявшие земле замерзать; кое-где прямо из расщелин камней поднимался теплый пар, и землю устилала мягкая, сочно-зеленая от влажности трава, усыпанная мелким жемчугом зимних цветов.
Сейчас от этого не осталось ничего, но Хендрику не было этого видно, потому что темнота и тишина, слившись в одно тяжелое ватное целое, не давали ему рассмотреть даже землю под ногами. 
В морозном, сдирающем с лица кожу воздухе стоял запах крови. И с каждым шагом он становился все сильнее.

- Куда ты идешь? Ты хочешь умереть? – спросил Последний, когда человек чуть не споткнулся о него.
Его голос звучал, как раздавленный башмаком слизняк – если только раздавленные слизняки могут звучать.
Он был вскрытой раковиной, существом с содранной кожей. Его чудесная каменная кожа, он до сих пор слышал ее треск. Треск стоял у него в ушах – кр-рак, кр-рак. Черные иглы вонзались в подбрюшье, и крошки летели в стороны. Она вскрыла мать, и отца, и старую бабушку, и маленьких сестренок. Она выдергивала их из кожи, голых, кричащих и беззащитных, и давила ледяными тисками.
Она всех убила. Всех. Остался только он. Он мог бы вернуться туда, чтобы ползать среди останков и звать их по именам и надеяться, что кто-то очнется, но нет, там больше никого не было, он был один, и ему было страшно двигаться, больно плакать, холодно дышать.
Он умирал, но ужас не позволял ему вернуться на поляну, чтобы умереть вместе со всеми. Она ушла, но там осталось ее дыхание. Улле никогда не было холодно в снегу, но ее дыхание было холоднее самого холода.
Смерть, это была смерть, вот как она выглядит на самом деле, совсем не так, как рассказывал дедушка.
- Не ходи дальше, - повторил он. В темноте были видны только его глаза. Раздавленное существо. – Не смотри. Там страшно.
[NIC]Ulle[/NIC][STA]last[/STA][AVA]http://funkyimg.com/i/ZKX3.jpg[/AVA]

- Зачем? - Улле было холодно. Ему было холодно в первый и в последний раз в жизни, слезы, застывая в глазах, причиняли ему боль, и он не понимал, зачем этот человек хочет что-то кому-то рассказывать. Рассказы не вернут ему родителей, бабушку и сестренок. Рассказы не остановят того, что она уже сделала.
- Слишком поздно. Она разбила все камни, что мы для них хранили. Всё, что было там внутри, поднялось в небо, а когда оно упадет обратно, то головы у людей лопнут, как… как… Как мы. Она убила нас, и вас убьет тоже. Ты ничего не сможешь сделать. У вас нет камней, чтобы запереть зло обратно.
Дедушка Пабби всегда помогал людям. Всегда забирал то, от чего они хотели избавиться. А теперь он был мертв из-за этого, и Улле не понимал, почему он должен хотеть помочь людям снова. Он ничего, ничего не понимал. Он был совсем один. Тролли не живут одни. Их должно быть много, как камней в горах…
Он попытался свернуться, целиком укрывшись в панцире, как они делали всегда, когда хотели уйти от чего-то, но панциря не было. Он сжался под огромным тяжелым рыцарским плащом, легшим на него, как слой дерна на могилу, и задрожал: во вьюге начали проступать голоса.
Когда эти голоса начнут рассказывать истории, все кончится.
- Нет камней, - шепнул он.
Возможно, нужно просто уснуть.
[NIC]Ulle[/NIC][STA]last[/STA][AVA]http://funkyimg.com/i/ZKX3.jpg[/AVA]

Он сам не ощущал собственного веса в руках у рыцаря. Если бы он был прежним, его невозможно было бы поднять так легко – но он не был прежним. Большое животное внизу двигалось, и ему больше не хотелось уснуть, потому что позади проступал страх, а человек говорил.
Он наконец узнал этого человека. Это был тот самый рыцарь, которому Дедушка поручил хранить королевство, пока не вернется Она. Он был пришлый, с чужих земель, из родни того, кто уже один раз Ее обидел, но Дедушка все равно его выбрал. Улле не было тогда интересно, почему, а теперь он никогда не узнает.
Старик Пабби верил в королеву, в людей, в троллей… должен ли он тоже? Он один, и он мал. Дедушка тоже был мал, когда в этих скалах играли и росли три белокурые девочки-принцессы в маленьких золотых коронах. Он был мал, когда они впервые попросили троллей защитить королевство от зла. Историю об этом старшие рассказывали младшим, но людям рассказывать ее было нельзя. Даже Кристоффу, который был их братцем.
Теперь у Кристоффа тоже нет семьи, кроме него.
Может быть, ради Кристоффа, да, ради Кристоффа ему надо помочь им. Больше не для кого. Рыцарь говорит ему верить, но в нем больше нет веры. Нет долгого неспешного детства без забот. Все разбилось.
- Я расскажу про камни, что знаю, - пробормотал он. Под плащом его била дрожь, и он прижался к человеку сквозь боль сорванной кожи. – Только надо уходить, уходить скорее. Слышишь, вьюга говорит?..
Вьюга слизывает в темноте следы конских копыт со снега, делая его таким же безупречно-ровным, как он был до прихода Хендрика. Как будто Хендрика никогда не было вовсе. Голоса во вьюге, детские, девичьи, женские, становятся все отчетливее. Они не произносят слов, или, может быть, их пока что невозможно различить, но конь под рыцарем начинает беспокоиться, сбивается с рыси, мотает головой, норовя встать на дыбы. Снег пахнет кровью так свежо, что, кажется, все горные хищники должны сбежаться в ожидании пиршества, но вместо светящихся волчьих глаз в темноте возникают очертания молочно-призрачных скал, стены вросшего в них молочно-призрачного замка, которого здесь нет уже сотни лет. И Хендрик вспоминает то, что не может помнить. Он вспоминает, что замок принадлежал Кастору, пятнадцатому герцогу Ковена, который держал своих пленников в каменных мешках, выбитых в недрах скалы под винными погребами. А потом его самого сожгли в огненном круге, и чернь едва не разнесла замок по камню. Но его отстроили заново, и три белокурые девочки в маленьких золотых коронах играли в нем летом, а потом выросли и разрушили его до основания, чтобы никто не ходил сюда, потому что…
Воспоминания ложатся как нетающий снег, слетают и слетают, заполоняя все больше места, теснее и теснее…
- Не слушай их, беги! – просипел тролль. – Беги скорее…
Пока на землю не упали первые багровые не застывающие капли, еще был шанс.
[NIC]Ulle[/NIC][STA]last[/STA][AVA]http://funkyimg.com/i/ZKX3.jpg[/AVA]

- Скоро все узнают это, - конь упрямился, спотыкался, но продолжал движение, и то, что он еще не упал, давало надежду. Тролли всегда готовы были верить в лучшее, только сейчас от этого хотелось скулить еще больше. Скулить, потому что все слезы уже застыли. Человек говорил – наверное, стараясь своим голосом заглушить чужие голоса. - Вот это, вокруг, то, что они говорят – это всего лишь пара слов из книги. Один из маленьких камешков. А она сделала так, что все услышат всю историю целиком.
И это будет не просто книжка из тех, что человеческие матери читают своим детям, когда за окном темнеет. Это будет… кр-рак, кр-рак, столько всего, что они не знали и не помнили, столько десятков и сотен лет, что они просто расколются…
Ох. Улле обещал рассказать им про камни. Он вспомнил это, когда рыцарь начал говорить о магии. Когда-то тролли учили людей делать камни, но сила дарить и забирать память руках людей никогда не приносила добра, поэтому они давно никому не рассказывали их секрета. Улле был мал. Он знал о том, как сотворить камни вручную, только из рассказов и песен, и не был уверен, что по этим рассказам люди смогут сделать их настоящими, способными запереть зло.
Но одно он знал наверняка, и от этого сжимался еще больше.
- Ты учился у мага, ты сможешь смешать раствор, - пробормотал он, убеждая больше себя, потому что его почти не было слышно в какофонии голосов. И постарался повысить раздавленный голос.  – Но для камней… нужно собрать осколки тех, что были раньше. Они остались… там, позади. Нет! Туда нельзя возвращаться. Есть еще.
Ледяная крупа ударила ему в глаза, когда он высунулся из-под плаща.
- Там, - омертвело сказал он. И показал на почти оставленный позади призрачный замок на скале.
[NIC]Ulle[/NIC][STA]last[/STA][AVA]http://funkyimg.com/i/ZKX3.jpg[/AVA]

И великие земли
Поднимаются из пустоты
Замерзающий рыцарь шагает вперёд из упавшего тела… (с)

...и чем ближе они становились, тем осязаемее казались, хотя и светились в залепленной валящим снегом темноте потусторонним, зеленоватым, похожим на северное сияние светом. Голоса потопили в себе вой ветра, слившись в единую какофонию - снаружи, и внутри головы; и этот шум столетий, непрерывный гомон живущих и умирающих людей по мере продвижения в стремительно растущем слое снега становился так оглушителен, что в одну секунду казалось, что у рыцаря лопнут барабанные перепонки. А в следующее мгновение стены прыгнули вперед и поглотили его в тишину.
Было светло, как белым днем - могильно-холодным, беззвучным, неестественно-белым днем. Призрачные стены выглядели теперь сделанными из стекла, и за ними по-прежнему расстилались километры темноты, но внутрь темнота не проникала - словно здесь умирала даже она. Конь под Хендриком медленно и гулко выдохнул из ноздрей два облачка пара... ноги у него подломились, и он рухнул замертво, едва не придавив рыцаря. Тролль в плаще лежал неподвижно и, кажется, не дышал.
Принц остался один.
Возможно, загробный мир - это тоже просто чье-то забытое воспоминание. Пустое, потому что пустота страшнее любых страданий.
Стеклянный зал, сомкнувший над рыцарем своды, переходил в другой. А тот – в следующий, точно такой же; одной сплошной зеркальной рекурсией анфилада уходила вперед, и ей не было видно конца. Но чужая память говорила мужчине, что это не так. Чужая память знала все повороты, закоулки, тайные ходы и казематы, и достаточно было прислушаться к ней, чтобы узнать всё – и стать хозяином замка. У них с герцогом Кастором было много общего: в них обоих текла знатная кровь, они оба ненавидели магию, хоть и были вынуждены с ней мириться, и они оба были убийцами.
Тролль больше не мог предостеречь его – но и помочь тоже не мог. Можно было стать другим – и, возможно, навсегда остаться в этом замке, потому что другой тоже был всего лишь его частью. Можно было пытаться выбраться обратно в темноту. Можно было просто идти вперед и в конце концов превратиться в ледяную статую.
Итак, кем он был, и зачем он шел?

Если слушаешь - рано или поздно услышишь.
Если бы тролль дышал и мог помочь Хендрику, он сказал бы, что замок - это что-то вроде чудовищного цветка, выросшего из семени расколотого камня памяти, слепок воспоминаний об этом месте разных людей, глядящих на него разными глазами в разное время. И что все, что ему надо сделать - это дойти к центру замка, к корню этого цветка, и подобрать осколки камня, которые могут послужить для нового сосуда для этого слишком тяжелого груза.
Но тролль был безжизненным, легким, но с каждым шагом все больше оттягивающим руки свертком, и чтобы получить хоть какую-то помощь, рыцарю пришлось впустить и слушать другие голоса. Голоса мертвецов.
Шаги по гладко-черному, полному опалово-белесых бликов полу отдавались в тишине под сводами так, словно шли два человека. Два замка, две жизни, две семьи... И чем больше он слушал, тем больше потайных ходов он знал, и эти ходы обретали плоть и камень, возвращаясь из призрачного льда в жизнь; тем больше растворов он мог назвать - снадобья и яды, зелья для защиты, зелья для покорности, зелья для наблюдения сквозь слои зеркал, все несметные запасы в подвалах, уходящих глубоко в скалу. Их было столько, что уже сложно было вспомнить, что он искал вначале. И второй замок таял как призрак, вторая семья растворялась в поколениях герцогов Ковена, шаги второго человека становились все тише.
И настал момент, когда они затихли совсем.
Он был герцогом Кастором, и за время объезда границ он замерз как собака, но устроиться у камина в ближайшее время ему было не суждено - в приемном зале его приговора ждала провидица.
По правилам Круга, провидцам не было места на земле. Они искушали своим кликушеством судьбу, которую герцоги всегда творили сами. Звали беды и путали карты, были еще одним бесконтрольным проявлением магии. А магия без контроля - это опасность, зло и хаос.
Она не должна была жить - уже не должна была, но в качестве последнего желания попросила разговора с ним. И сейчас стояла на коленях возле кресла с высокой спинкой, к которому он направлялся. Шипастый кляп, оставивший вокруг ее рта кровавые точки ран, висел отстегнутым, цепляясь за лохмотья порванного на плече платья, и она смотрела без злости, отвратительно понимающим, смутно и больно знакомым взглядом.
- Ты умрешь от огня, - сказала она. - Тебя убьет мужчина, который на самом деле не будет мужчиной. Ты будешь гореть так же, как я, но я не испытываю удовольствия от своих слов.

В теплой комнате с теплым молоком пахло не медом, а кровью. Набухшие облака сулили сегодня снегопады, которых никто и никогда ранее не видел, а после некому будет видеть. Истрия сидела в углу кровати, на которой её оставил Ротбарт, обхватив руками колени, кутаясь в плед - было действительно холодно от голосов, завывавших в её голове, невыносимо холодно. Могилами свежими пахло, промерзшей плотью и сгнившими цветами - роза, которую принц так и не взял, лежала рядом черная, едва ли не сочащаяся ядом. Могильной стужей веяло из-под двери, за которой доносились далёкие голоса, близко были лишь бесконечные стоны и злобный смех вырвавшихся на свободу принцесс, не ставших королевами.
Провидица скользила по времени назад, потому что будущее обиженно закрыло перед самым её носом двери, заставив развернуться и против собственной воли смотреть в прошлое. Ничего, для неё, слепой девчонки с рыжими спутанными волосами, не было так больно от правды, для неё не существовало заслона, который был раньше над королевством, но голоса, они причиняли боль, раздирая мозг холодными ледяными иглами своих обвинений. Очень холодно. Глаза на ладонях измученно прикрыты, голова запрокинута, а губы шепчут вслед за тысячами голосов слова, не имеющие смысла, но источающие ненависть. Пахнет выброшенной на берег рыбой, случайно оказавшейся на суше перед тем, как море стало недоступно для всех - от прихода богини Истрию трясет, она снова судорожно глотает воздух, комкает тонкими полупрозрачными пальцами плед. Не помогает. Вновь скользит по реке времени, пока не натыкается на свое отражение. Провидица, похожая как две капли воды на неё, но другая. Её память - открытая книга жертвы, поведавшей истину перед смертью, она заключенная память в осколки, она далеко, но её глазами она видит сейчас Хендрика, потерявшегося седьмого принца Вестергорда.
- Хендрик, - Где-то далеко Истрия сжалась в комок, корчась от нового приступа боли, но в замке одно лицо превращается в другое, одна провидица меняется на другую и вот уже Истрия тянет к нему руки, призывая послушать. - Не слушай голоса прошлого, Хендрик, иначе до конца времени будешь здесь блуждать. Вниз, твоя цель лежит внизу осколками камня, который должно принести, торопись, - Ладони-глаза внимательно смотрят на мужчину, пытаясь выловить его взгляд и отвлечь от иллюзий, развертывающихся вокруг него. - Это замок, созданный чужой памятью, проросший на осколках камня памяти, спеши, Хендрик, если хочешь жить, но помни, что за это придется заплатить - руки начнут обледеневать едва коснешься осколков, будут ли они взяты голыми руками или через ткань. Успей принести их в замок, не останавливайся, беги... - В королевском замке маленькая провидица выплевывает легкие, захлебывается собственной кровью - это её плата за ментальное путешествие. - Но смерть ты свою примешь от себя самого. Беги! Не стой!
Провидицу колотит, выворачивая члены неестественно, будто бы её саму скинули с замковой стены на камни, раздробили кости на осколки. Простынь вся в крови.

[NIC]Istria[/NIC][STA]Сегодня завтра вчера[/STA][AVA]http://funkyimg.com/i/YyH7.jpg[/AVA]

Ветер действительно вернулся, как только Хендрик взял в руки осколки, и чувствовать его, невзирая на то, что он почти сбивал с ног, было облегчением: он был гораздо лучше мертвой тишины, в которой звучало только то, чего давно не было на свете. Стены переходящих друг в друга залов, наполненных неподвижным белесым светом, подернулись взвесью трещин, начав рябить рассыпающимся мороком и пропуская внутрь темноту, толченое стекло снежной крупы, бьющее в лицо с каждым новым порывом ветра, и запах крови, которой набухло небо над призрачными шпилями.
Иллюзия рушилась постепенно, цепляясь за скалы и не желая выпускать человека – первого за сотни лет слушателя замолчанных историй, первого свидетеля, согласившегося сыграть роль в заново проигранной жизни.
Голоса не смолкли, только теперь рыцарь слышал их так, как они звучали в действительности – эхом из жгущих его руки осколков, из вскрытого камня, лежащего в скалах в снегу. Это можно было бы сравнить со звуком океана, который можно услышать, приложив к уху морскую раковину, если бы только шум прибоя смешивал в голове реальности и воскрешал в памяти незнакомых людей.
В вое сдувающей замок вьюги они проносились сквозь Хендрика одна за другой – тени этого места, уходящие вверх, чтобы тоже влиться в кровавые облака, в общий пласт освобожденной памяти, готовой пролиться на Эренделл непомерной тяжестью тысячи жизней. То, что видел, слышал и знал принц, было лишь крошечной частью.
Они протягивали руки и уносились. Три белокурые девочки в маленьких коронах, дочери первого короля с гобелена, играющие в горах с каменными троллями, чтобы потом вырасти и попросить троллей заставить всех забыть об отце и его войнах. Бледный и веселый еще не-король Эренделл, зажигающий вокруг герцога Кастора огненный круг. Сам Кастор – и на секунду лицо герцога изменилось, став лицом самого Рика, - устало дающий знак палачу. Женщина на костре…
«Зачем ты пришел в Эренделл, принц Вестергорд?», - спросил меж других голосов один, незнакомый даже со всей подаренной памятью. И тень провидицы в огне тоже изменилась, и вместо нее мужчина увидел в холодном дымном пламени своего младшего брата Ханса.
«Мне сказали, что ты уезжаешь. Но… но… а как же я?  Как же я без тебя, Хендрик?».

Видение исчезло, когда он запнулся обо что-то. Оглушительно взвыв, ветер разметал клочьями остатки замка, унес ввысь тени и оставил рыцаря на склоне скалы, рядом с окоченевшим занесенным снегом трупом коня, со свертком с бессознательным троллем и камнем в руках, стремительно теряющих чувствительность.
Внизу, под горами, лежала столица Эренделла, освещенная вышедшей из-за кровавого облака луной.