И небо было черным, когда Эльза возвращалась домой. Ощущение силы полностью затопило ее сознание, затопило беспокойные мысли о брошенных среди камней друзьях, может выживших, а может и нашедших там свою братскую могилу. Она вспомнит обо всем этом, но позже, сильно позже, когда схлынет первая волна упоения и восторга. Впервые за долгое время она чувствовала себя свободной, а, быть может, подсознательно она ощущала, что стала монстром, стала тем, кем ее так упорно пытались считать, а оттого становилось заразительно весело. Теперь можно лишь улыбаться в ответ на беззубые выкрики копошащихся под ногами людишек. Может быть, а может не быть - в глубине души, скорее всего, проснется тревога, но пока она молчит, пока ничего не предвещает зла. Всего лишь свобода, она так хотела этого, так давно хотела. И это чувство было сплетено в единую нить с чувством предка, так долго ждавшего момент, когда можно будет вырваться из заточения вновь в мир живых.
И платье королевы было черным. Черным костюмом для верховой езды, расшитым морозным серебром, расцветающим узорами на подоле. Эльза сама не помнила, когда трансформировала одежду, она была слишком занята. Вместе с невероятным ощущением собственной мощи приходили и знания, пусть и не обрушивались все разом, но стоило задать вопрос, как ответ сам собой появлялся: стоило обеспокоиться вопросом, как же добраться домой, в Эренделл, если она даже не представляет, куда ее выкинул портал из другого мира, как пришло осознание, что теперь она может призвать метель на помощь не только при строительстве дворцов в горах, но и слиться с ее завыванием, позволяя унести себя в родные края. И она позволила себе стать инеем, рассыпаться мелким ледяным крошевом, чтобы ощутить ранее неведомо ощущение полета. Всего несколько мгновений ( хотя, быть может, часов или дней, но не все ли равно?) и она уже в своем королевстве, у самых его границ. Почему-то у границ, хотя она хотела сразу появиться во дворце: не то сама испугалась и захотела осмотреться перед возвращением, не то ее что-то не пускало.
А земля была белой, когда королева Эльза возвращалась домой. Она молча смотрела на раскинувшееся у ног королевство из дворца. Ее действительно магия перенесла во дворец, но в ледяной, в ее личный, хотя она думала, что после того как с королевства было снято заклятие, невольно наложенное ей самой, от ледяного творения тоже ничего не должно было остаться. А он остался. И теперь, как когда-то она смотрела на первый свой рассвет, она вглядывалась в даль, пытаясь понять, что происходит с ее подданными, что еще успела сотворить безумная Ингрид. Магическое опьянение сходит, остается лишь королева, действительно обеспокоенная благополучием своего несчастного королевства. Пока все выглядит таким спокойным...
- Может быть там Анна осталась? Может быть все хорошо, и сестра сейчас в тронном зале изнемогает под тяжестью королевских обязанностей?
Пасторально-идиллический вариант, грозивший Эренделлу разве что огромным количеством балов, а Анне сплошными головными болями, но тогда всё равно все чудесно - сестра в безопасности, а королевство не брошено. В качестве ответа пришло воспоминание заледеневших от заклятия тетушки глаз рыжеволосой сестры. Вряд ли все было хорошо, не могло быть все хорошо - даже если с Анны снято проклятие, а Ингрид ее не тронула, то храбрая девочка отправилась на поиски старшей сестры, а дальше только небо ведает, что с кем могло случиться.
Губы снова сжались в узкую полоску - Эльза не смогла поверить, что дома все хорошо, разум вновь затапливало ощущение силы, которую она теперь может пустить на спасение своих земель и сестры. Но она еще думала о спасении.

Кай и Герда - прекрасные и добрые правители, чудесные король и королева, души не чаявшие в своих дочерях, милостивые монархи, старавшиеся делать все правильно. Они старались не ошибиться, не допустить больше ошибок, не дать кому-либо вновь страдать. Все правильно. Слишком правильно. Невыносимо правильно. В их мире правильным было то, что легко объяснить, что подчиняется законам простой и понятной силы, а не прихотливая вязь магии, опутывающая старшую дочь сетью мелких голубоватых капилляров. Они так боялись ошибиться, что подписали своему королевству смертный приговор одним росчерком пера, когда приказали закрыть двери и ворота дворца. Они не учли ошибок прошлого, они предпочли их забыть. Как до них предпочли забыть их родители, а перед ними их деды и прадеды, как забывал весь род, польстившись на легкое решение тролльей магии. С поразительной бережностью, с трепетом они несли из поколения в поколение свое проклятие, свою смерть, с каждой следующей смертью мага из королевского рода напитывая силу, что дала им жизнь, но у которой жизнь отобрали они, жаждой чужих смертей. Они не хотели, но они сами усердно копали себе могилу, вредили себе, как не навредил бы ни один враг. И каждое усилие должно быть вознаграждено, всякое усилие не должно пропасть бесследно, а те, кто поил кровью и льдом демона, его не желая, заслуженно его должны были получить. Все должно быть вознаграждено.
Мысли неспешны, они похожи на острые грани горного хрусталя, чьи пики выхватываются блеклым лунным светом, создавая причудливые миражи. Ледяные миражи, полные совершенства и пленительного изыска, обманчиво-хрупкие и леденящие душу. Мысли походи на острые шпили ледяного дворца, готового обрасти шипами в любой момент. И мысли похожи на черное серебро - видения плывут перед глазами. Эльза не хотела этого видеть, но Эренделл рассудил иначе. Можно закрыть глаза, но от того, что внутри тебя самой не уйти. И мысли становятся материальными, обрастая на запястьях ледяными крагами, щерясь шипами, бегущими по полу.
Чужие мысли, чужие чувства, которые становятся ее собственными, когда так красиво плюют в лицо.
Но... Но разве я не заботилась, разве я была такой плохой королевой?
Человеческая неблагодарность не знает границ и смотрит на Эльзу глазами человека, не единожды пытавшегося ее убить. Видимо, его брат, но с чего он должен быть лучше, если он на ее троне? Необъяснимая логика мгновения и желания жить сию секунду - лишь бы был правитель, а уж какой...
Это мое королевство! Как он смеет!
Стены чернеют, на груди расцветает панцирь легкой ледяной брони - королева в ярости, королева вряд ли хочет что-либо услышать в оправдание, но она всё равно не может быть злой, а может быть просто хочет понять. Понять, почему ее просто выкинули, забыв сразу же, как она пропала. Все дороги вели к каменным троллям, к дедуле и его чудесным кристаллам.
Я хочу знать, почему они приняли нового короля.
Эльза хмурится, сжимает в полоску губы. Вряд ли она сейчас вспомнит о сестре, когда ее хлыстом ударило видение чужака на ее троне, которого приняли с распростертыми объятиями.
Королева не может быть милостивой, она не понимает ничего. Замок дышит, бьется ледяное сердце, сгущаются по углам тени.

Где-то замерзает птица, по неосторожности оказавшаяся около ледяного замка, застывает в единый миг, а облачко дыхания оседает крупинками инея на ветку дерева. Весна больше сюда не вернется, а зима соберет свои кровавые жертвы. И снег станет горячим, пахнущим терпкой жизнью, а потом и этого не останется, над всем будет ровное свечение идеального геометрического порядка ледяного кристалла - ничего лишнего, ничего вычурного. Идеальная красота, гармония, счастье... Счастье в спокойствии, которое вливается в сердце с шепотом предка, счастье в собственной силе, которую больше не нужно скрывать, прятать и бояться, что она кому-то покажется плохой девочкой. Никто более не посмеет и взглянуть на нее лишний раз, если кто-то еще останется к моменту, когда Эренделл станет идеальным, выверенным до миллиметра, любовно отстроенный из чуть мерцающих ледяных камней, где цветы растут на окнах морозными узорами. И будет королевство белым, лазурно-белым, созданным с нуля, с чистого листа. И месту сомнений в ее сердце больше нет - она мысленно кивает Эренделлу, а первое опьянение силой внезапно пропадает, приходит спокойствия и естественности, ее больше не смущает рвущееся с кончиков пальцев дыхание холода. И мир стал целостным, в нем исчезли трещины и сколы болезненных воспоминаний, все отошло на второй план. Важнее всего было спокойствие.
Вихрь подхватывает снежинки, в которые превратилось дыхание королевы, часть из них оседает на перилах балкона, но почти все они следуют за Эльзой, сливая в единую мелодию вой метели и шелест теней. У королевы новая свита, не способная предать, преданно жмущаяся к краям кафтана, облеплявшая с ног до головы. Воздух кажется сладким и звенящим - каждое королевство достойно своего правителя. Если Эренделлу не понравилась та Эльза, то новой они перечить не посмеют.
Вихрь формируется в фигуру, тени одевают на ледяной скелет мышцы, закутывают в черный шелк, тут же обшиваемый серебром снега. Королева открывает кристально-чистые и синие глаза, совершенно иначе теперь видящие мир, с брезгливым любопытством осматривает горную полянку, на которой ютятся горные тролли. Все кажется слишком мелочным, а сами неведомы зверушки слишком убогими, чтобы жить в ее правильном королевстве. Эльза хмурится и идет вперед, шлейф из ткани и обледеневающей земли тянется за ней.
А вокруг... Впору ахнуть - вокруг гудят камни, стонут, плачут на разные мотивы. Вокруг то, что мелкие воришки украли, хотя они уже давно стали злостными ворами, обкрадывающими королевство поколение за поколением, лишая истории и опыта. Эренделльская дева внимательно смотрит на старейшину, на его суету, и внезапно осознает, что полыхнувший в ней гнев, что эти твари украли у нее счастливое детство, сестру и родителей, науськав против собственной дочери, растворился, погас. Внутри было ледяное спокойствие:
- Я вернулась, - Слова она теперь бережет, скупо и осторожно разрешая им вырваться в мир. Слова - непростительная роскошь, достаточно взгляда, чтобы объяснить, слов достойны лишь лучшие. Может ли Дедуля считаться лучшим? - А вы не ждали, - Просто констатирует девушка, в голосе ни грана волнения или эмоций, в голосе уверенность истинной правительницы. - Я заберу то, что принадлежит моему роду.
И она кивает, позволяя магии хлынуть вперед, сминая все на своем пути, пожирая кристаллы и цветы, травы и троллей. За волной льда стремятся тени, завывает водоворот магии, заледеневает мир. Она поднимает голову, глядя на белое солнце.
И небо стало черным средь бела дня.

Мир удивительно красив - в черной ночи вспыхивают белые и лазурные всполохи магии, наполняя все звоном хрустальных колокольчиков и запахом мороза. Мир невероятен - в пору было скакать и радоваться чуду, но Эльза не двигалась с места, безучастно глядя на то, как раскалываются переспевшими орехами каменные тролли, как рушится их убогий поросший мхами мирок. Мир должен быть совершенен, мир должен быть правилен. Совершенство требует жертв, и она не отводит глаза, наблюдая за происходящим.
Магия отдается холодно-безвкусным привкусом на языке, легкой горечью и новым приступом эйфории, подобный которому она ощущала, когда воздвигала свой ледяной дворец. Воздух снова искрится от ее чар, внутри кричит предок. Она не слышит его голос, но ощущает его состояние как свое, только в ней очень быстро гаснет, как гаснет огонь, попав в безвоздушную среду - восторг снова сменяется безразличием и холодным любопытством, когда вскрываются камни, хранившие память несколько веков. Момент истины, момент просветления - белесые тени поднимаются одна за другой. Всегда женские контуры, всегда. Эльза протягивает к одной из таких руку, память клубочком сворачивается и тянется к ней. Высверк лазури и тень превращается на несколько секунд в фигуру.
- Меллисандра... - Называет свое имя тень. - Задушена...
Иветта, утоплена...
Фиона...
...сожжена... умерла в башне... сброшена на скалы...
Одна за другой, похожие друг на друга, как похожи для невнимательного человека снежинки, такие разные, с такой одинаковой судьбой. Они кружатся вокруг своей живой сестры, шепчут, ускоряя свой танец, чтобы потом и вовсе стать частью метели, что клубится около Эльзы. Глаза королевы заледенели, сердце королевы обледеневает, лишаясь человеческих чувств, оставляя в прошлом любовь и сострадание, оставляя лишь главное - возмездие и идеальный порядок. Тени берегут ее от тяжести памяти, вживляя в нее потерянные знания, напевая песню о величии и крови, которой пропиталась земля Эренделла - от основания и до сей поры. Каждый, кто боялся короля-чернокнижника, из поколения в поколение приносил ему в жертву его же детей, каждый, кто пытался погрести под камнями страх, лишь давал ему новую пищу. Из века в век. А магия крови самая сильная - перед глазами память об основателе, о том, о котором они никогда не слышали, каждый день неединожды называя его имя. Королевство пошло не по тому пути.
- Я хочу увидеть, - Слова королевы тяжелы как кровавые тучи, повисшие над королевством, в них какая-то новая магия, соединившая ярость предка и бесстрастность его последнего потомка. - Всех.
Копье стучит о мерзлую землю глухо, кроша остатки мхов в ледяную крошку, из наконечника вырывается столб холода, устремляющийся вверх, вгрызающийся в небо, выцарапывающий на крови семейное древо - от основателей и до нее самой. Эльза смотрит вверх не мигая, просто запоминая, на осознание даже ей потребуется время. И она богаче, чем многие короли - она может себе позволить это, взмывая вверх с завывающей пургой, уносясь обратно в ледяной дворец. Ей хочется подумать, когда она опускается на ледяное кресло, а снежинки оседают пухом вокруг нее.
Эренделл? Расскажи мне о нашем доме. Пожалуйста.
Она видела лишь память тех, у кого ее отняли, она не видела правды. Разум требует совершенства.

Зимой очень приятно слушать старые истории, жуткие сказки и правдивую ложь о том, чем жили короли прошлого, о чем мечтают владыки будущего. Дивное время, когда до рассвета целая вечность, когда некуда спешить, а можно думать, думать, упоительно думать о том, что из всего известного правда, а что ложь. Правда Эренделл не будет врать, и Эльза это осознает, потому что ощущает его скуку, которой некуда выйти беспощадным разрушением, потому что деля с ним одно тело сложно не ощутить его эмоции и мысли. Но воспринимает она все отстраненно, с любопытством коллекционера, разглядывающего приколотую тонкой иглой к столу бабочку, что ещё трепыхается, пытается жить, но уже все равно поймана. Только поимка обоюдная - каждый из них сейчас зависит от другого, нельзя забывать, нельзя пренебрегать этим. У Эльзы ещё слишком сильна жажда знаний, которую она с самого детства не могла утолить, потому что некому было объяснить ей и рассказать тонкости и премудрости магического искусства, некому было ей объяснить её сущность, теперь она ревностно оберегала поселившегося внутри предка, потому что он был её единственной возможностью стать кем-то иным, нежели запуганной собственной силой королевой. Жалкое зрелище - она сейчас кристально ясно ощущает, что она была жалка, когда боялась лишний раз показаться на люди, когда тряслась о том, чтобы не навредить никому. Она не сожалеет о том, что было - это бессмысленно, она не хочет тратить время на бессмысленное, но она хочет теперь понимать каждый свой шаг, каждый. Спавший все эти годы перфекционизм расцветает холодным узором на сердце желанием довести каждое свое движение до совершенства, создать вокруг себя все совершенное.
Но рассказа мало. Ей хочется знать больше, ей хочется понять, для чего все делалось, что задумывалось, зачем Эренделлу было ломать весь мир, но она не спрашивает. Ей нужно время осознать то, что она узнала, понять, чтобы сделать вывод - желание сделать все правильно не приводит ни к чему, кроме заплаток на человеческой памяти, залитых кровью камнях и багровому снегу, мухами кружащемуся в воздухе. Скоро начнется снегопад.
" Что будет с моими людьми после снегопада?"
На чашах весов взвешиваются все "за" и "против" - простолюдины не виноваты, что королевская семья боялась сама себя, всякий раз стирая подданным память, но их вина была не в этом. Их вина была в том, что они приняли чужака вместо своей королевы, даже не попытавшись дать отпор. В очередной раз. В очередной раз променяли её на принца Южных островов. Это начинало несколько утомлять.
Она не осуждает Эренделла, она его и не одобряет, - она просто мысленно кивает, принимая к сведению всё, что произошло. Она это принимает, потому что это уже свершилось, но дальше вершить она хочет сама. Ей интересно, каким можно сделать новый мир, где можно построить свое совершенное королевство, если эти земли окажутся безнадежно испорчены прошлым и настоящим.
"Кто здесь?"
Чье-то ещё присутствие ощущается остро, Эльза выпрямляется на своем ледяном троне ещё сильнее, так сильно, что кажется, будто бы позвоночник уже должен был бы сломаться. Она вглядывается куда-то внутрь себя, пытаясь разобрать то непонятное ощущение и ещё одного присутствия, которое сейчас проскользнуло по венам новой порцией магии. Королева закрывает глаза, возвращаясь к предку в комнату - почему бы и нет?
"Сколько времени у нас до начала?"
Выступать до этого и читать красивые речи тем, кто узурпировал её власть, она не хочет. Слишком много чести. Она посмотрит на их безумие и милосердно избавит от мучений. Раз и навсегда.

Где-то далеко, сама того не желая, откликается Элланор по старой привычке, которую не перечеркнули даже шесть веков, которые они были мертвы. Вернее спали, потому что долгожданная смерть не наступила, не наступил покой, наступило долгое и томительное ожидание возвращения. Потому что иначе быть не могло.
Ей хочется ответить, кто переступил черту, заставив ее остановить безумие, которое накрыло короля, но вовремя замолкает, отгораживаясь от него, не давая вновь начать читать свои мысли. Она тоже смотрит на набухшие кровавые облака, смотрит иными глазами, по-своему. Каждый из них хочет завершить то, что начал при жизни.
Где-то далеко Элланор поджимает губы, как поджимала когда-то при жизни. Привычки сильнее смерти.

Я найду тебя. Помни.
Я заберу тебя. Знай.
Я освобожу тебя. Смертью.

Сердечная мышца, оказывается, слаба - к хорошему быстро привыкаешь, к безразличию ещё быстрее. Это как наркотик, от которого уже не возможно отказаться единожды попробовав, хотя действует он не на всех. Лицо королевы перекашивает от внезапной боли, которое отражается на сердце от одного имени. Она прислушивается, пытаясь понять, в чем же его сила, в чем его слабость, почему оно так действует, как оно действует. Она хочет знать, она даже готова потерпеть ещё немного, пока не вернется так полюбившееся ледяное безразличие. Но спокойствие наступает вновь, а сердце замерзает, рана затягивается слоем льда и холодно. Тени баюкают, заставляя забыть о боли, но она не хочет, она хочет разобраться и услышать голос той, чье имя так много значит в этой игре, но которая решила не говорить.
Мы не будем говорить об этом.
Мы не будем говорить здесь.
Мы не будем говорить.
Губы расходятся в блаженной улыбке, от которой у нормального человека бы волосы встали дыбом на затылке. Улыбка нежити, улыбка почти бесчеловечная, слишком идеальная, слишком нежная и бесчувственная. Эльза хорошо помнит материнские заветы, она не будет кричать и плакать, она не будет больше говорить о своей тайне. Зачем? Это больше не тайна, а что оно случилось - не её вина, а если и её, то пусть вспомнит о прекрасной тетушке Ингрид, которую забыла. Расскажи о святости и правильности, это ведь так правильно и легко.
Эльза слушает, вслушивается, всматривается - мир не такой, каким ей его рисовали. Мир не такой, каким она себе его нарисовала, поэтому она нарисует всё заново, не отвлекаясь на мелочи, вычерчивая из глыб льда то, что не оскорбит её эстетическое чувство, что не продаст и не предаст за одну обворожительную улыбку.
Так хорошо, что сердце заледенело, иначе бы боль рванула яростью, которая затопила бы все кровью, разорвала и разметала до внутренностей все живое, посмотрела бы, из чего состоят предатели, из чего состоят трусливые придворные, променявшие королеву на самозванца. Она бы посмотрела, но это скучно.
Мысленно она снова в комнате, которую выстроил для себя Эренделл. Спокойно сидящая на ковре возле его кресла, внимательно смотрящая на отца. Она учится, она всему учится от него.
"Нам нужно её ждать?" - Чистая и незамутненная логика требовала простой ответ, почему нельзя уничтожить опасность, пока та не пришла по их души. Всё, что мешает, должно быть стерто, заморожено, вскрыто, скрыто. Эльза задумывается и переформулирует вопрос. - "Мы не можем её уничтожить, отец. Так?"
На редкость богатый день. День Магии. Столько магии Эренделл давно не видел, не видел при жизни юной королевы, не видел и до нее несколько столетий, а сегодня она льется через край, сочится из всех щелей, словно бы кто-то сломал печать, сдерживающую её. Уж не с Эренделлом ли в могиле её заперли, запретили навещать северное приморское королевство? Что ж, тогда добро пожаловать домой, волшебство, туда, где тебя боятся и ненавидят. Но и это скоро закончится, появится новый мир, где магию больше не будут уничтожать, потому что останется только она.
Она глотает новую магию жадно, как ребёнок, который долго не ел сладкого, она изучает, смотрит, а потом отшатывается вместе с Эренделлом, когда обрываются нити. Это обидно.
"А можно ли создать новые нити, миную богиню?" - Такой гипотетический жадный интерес до знаний, до всего, но пока ещё останавливаемый суеверным благоговением перед бессмертными. "А когда взывать к богам, отец? Что может им дать Урсула? А можем ли мы..."
И понимает - могут. Они могут, а потому она улыбается, закрывая глаза и тянет тени к кладбищу, к фамильному склепу, могилам, где только недавно появились на покосившихся надгробных плитах имена - она не хочет больше привычной магии с пасами руками, она хочет делать всё силой мысли.
Она зовет их, призывает, поднимает тени, чью память они освободили, называет сестер по именам, просит о помощи, обещая возможность отомстить. Для себя мести она не хочет - она простила всех, кто умер, но это не оправдание, чтобы оставить кого-то в живых.
Тени слетаются к ледяному дворцу, наполняют комнату шепотом, наполняют её ропотом, криками, стонами, хохотом - они такие разные, от тихих и забитых девочек, какой была она, до обезумевших и выкованных в ненависти фурий. Она улыбается им все, она дает ледяное вместилище каждой, позволяя снегу отразить черты умерших сестер.
- Передайте им, что я приду, - Почему бы не послать гонцов, почему бы не быть благородными до зубовного скрежета, предупреждая о том, что пощады не будет. - За каждым.
И несколько теней исчезнет, несколько ледяных дев жаждут крови, свежей и жаркой. Или хоть каплю любви, которой так и не добьются.