После душной тьмы мешка, пропахшего вяленым мясом и кровью, сочащейся из раны на затылке, освещенная луной ночь показалась Элиоту белым днем. Он часто заморгал, привыкая к свету, и, хоть и решил не совершать резких движений, чтобы не провоцировать охотника, непроизвольно забил крылом, пытаясь освободить его из ловушки. Зря: плащ развернулся, но его тут же вздернули с земли на колени, заломив руку за спину и огромным сапогом вдавив маховые перья в грязь. Последнее было больнее и страшнее, и он чуть не вскрикнул, но рядом, над ним, уже стоял старший брат, и вместо того, чтобы закричать, Элиот осветился улыбкой.
 - Реймонд! Птицы сказали мне, что ты будешь в мертвом лесу. Я шел сюда, но твой друг ошибся, и ему пришлось тащить меня почти две мили, когда я прекрасно дошел бы сам... - поморщившись от боли, он терпеливо повернул голову. - Не ломай мне руку, добрый человек, я не оборотень. Всего лишь проклятый.
Должно быть, это не слишком убедило охотника, потому что выпустил он его только после того, как Реймонд подал короткий резкий знак. Элиот с облегчением встряхнулся, встопорщив перья, и протянул брату руку, принимая его помощь, чтобы подняться. Первым доверчивым движением он потянулся обнять его, но в последний момент смущенно замешкался, осознав, что для Рея, возможно, это не очень удобно в присутствии напарника. А возможно, и вообще не очень удобно. С их последней встречи прошло много времени. Много могло измениться; в первую очередь - сам Реймонд.
Они расстались еще в отцовском королевстве. Элиот ушел первым, и с тех пор ни разу не видел брата. Но он единственный из них одиннадцати продолжал понимать птиц, а потому ему случалось иногда получать обрывочные весточки о семье. Так, он знал, что Реймонд тоже не смог остаться во дворце, и что он пошел учиться у охотников, которые называли себя клериками. Он всегда был упрям, решителен, и с большой строгостью судил как себя, так и других. У него был очень сильный характер, и иногда Элиот немного тревожился, что его гнев на пережитое на избранном им пути сделает его слишком жестким (у него не поворачивался язык на слово "жестокий"). Но лицо, в которое младший принц смотрел сейчас, хоть и было гораздо взрослее, жестче и суше, скупее на эмоции, чем было раньше, успокоило его тревогу. Реймонд был верен себе.
- Я знаю, здесь зверь, - кивнул Элиот, опережая слова брата. - Хочешь попробовать поймать его на меня? Говорят, он сторожится людей, но со мной и вправду может сработать.
Он смотрел ясно и без страха: невысказанная до конца мысль Рея, когда тот еще не видел его лица, была понятна, и согласиться было самой естественной вещью. Он был рад помочь.
Тем более что его меч со всеми остальными пожитками остался на привале, там, где Марек не слишком вежливо ударил его без предупреждения, пока он набирал воды из ручья.
[AVA]http://funkyimg.com/i/29Xpc.jpg[/AVA]

Братья всегда опекали его. Им хотелось, чтобы он никогда не взрослел и не менял нрава; ему была уготована жизнь без забот, бедности и зла, как у совсем другого принца, от которого скрывали мир за высокими дворцовыми стенами. Может быть, поэтому их так и поразило то, что на нем осталось лежать проклятье: младший братец всегда был так невинен, по каким же канонам и по какой справедливости счастливое избавление, подсказанное феей, стало для него порчей хуже ведьминой ворожбы? Ведь дело было вовсе не в крыле, оно-то как раз было самым малым неудобством. Они, делившие с ним небо много лет, понимали это очень хорошо.
Реймонд и сейчас готов был заботиться о нем, как о блаженном несмышленыше. Элиот улыбнулся, принимая пропитанную составом тряпицу, и с любопытством принюхался к сильному травяному аромату, потом приложил ткань к ране. Он и сам признавал себя блаженным несмышленышем, но все же старший брат еще немного не осознавал, что он выжил эти годы один, вне дома, а это значило, что значительной части его наивности и беспечности больше с ним нет.
Склонив голову набок, - та же привычка осталась и у Реймонда, он обратил внимание, - Элиот перевел взгляд с брата на поддержавшего идею Марека и обратно.
- Я тоже не очень хорош в лазанье по деревьям, - мягко сказал он, сложив пропитавшуюся кровью тряпицу четыре раза. - Птицы рассказали мне, что это за зверь, почему он пока не нападает на людей, довольствуясь лесом. Они рассказали обо всех его обличьях, а их немало. Он очень старый, Рей. Он древний. Я говорил с птицами и думаю, что тебе лучше взять меня с собой.
Кротость взгляда одиннадцатого принца отдавала спящей сталью; вдруг создалось впечатление, что этого безобидного лебеденка просто невозможно сдвинуть с места. Впрочем, то, что он не выдал ни крупицы информации, не было шантажом – просто он знал, что так будет лучше.
- Мне кажется, - очень простодушно, бесхитростно добавил он, - тебе может понадобиться помощь с твоим другом.
Когда-то они очень много писали алмазными грифелями, и прекрасно знали законы построения фраз. Поэтому он сказал именно то, что сказал – не «тебе с твоим другом может понадобиться помощь», а «тебе может понадобиться помощь с твоим другом». На Марека он продолжал смотреть так  же вежливо и без враждебности, словно не говорил ничего вовсе.
- Зверь живет в черном ольшанике. Там, где темнее всего.
[AVA]http://funkyimg.com/i/29Xpc.jpg[/AVA]

- Мне сказали, что тысячу лет назад этих существ были целые полчища, - Элиот вслед за братом посмотрел на след неподкованного копыта, отпечатавшийся в почве, лишенной растительности. Чем ближе они подходили к ольшанику, тем становилось темнее - на верхушках крон голых скелетообразных деревьев еще сохранилась листва, и, судя по запаху, она гнила прямо на ветках, слипаясь влажной склизкой массой наподобие гигантской шляпки гриба, или крышки гроба. Лес словно хоронили заживо, и принц закусил губу: он чувствовал себя взаперти, когда не мог видеть неба. Дурное место, хорошо, что птицы успели его покинуть. - Они были не созданиями из плоти и крови, но и не духами, а стояли на границе между телесным и бестелесным, и чем больше насыщались, тем сильнее и осязаемее становились. Их называли Кошмарами, потому что питались они страхом и отчаянием. У них был единый разум и единая воля, как у роя насекомых, и тогда, тысячу лет назад, они хотели воплотиться и править Зачарованным лесом, но были остановлены Золотой Армией. После этого их рой исчез, однако несколько спасшихся бегством особей продолжило бродить по земле уже в одиночку. Он выкормился, разжирел, научился убивать по-своему. Людей он оставляет напоследок, поэтому сейчас он будет сужать кольцо вокруг деревни, пока люди не начнут сходить с ума от ужаса. Он может прийти волком, или быком, или чёрным конем, но исход, говорят птицы, везде один: человеческое поселение в конце становится таким же мертвым, как этот лес.
Такой была жизнь, которую выбрал для себя Реймонд, наверное, с тех самых пор, как лично казнил ведьму-мачеху: вечно бродить лесами, полными падали и злой ворожбы. Элиоту стало немного грустно, когда он смотрел, как брат двигается - как человек, выросший вдали от любых столиц, следопыт с детства. А ведь Рей был лучшим тактиком и прекрасным лидером; в семье думали, что он возглавит армию или внутреннюю полицию... Но, кажется, в семье никто не стал тем, кем предполагал. Только сестрица Элиза, как и было ей уготовано, вышла замуж за короля. Да и у того хватило смелости на то, чтобы взять во дворец оборванку из лесной пещеры, но не достало на то, чтобы ее отстоять. Элиот почти всегда мог простить человеку ошибку, но мужа сестры он простить так и не смог - слишком силен был в памяти запах горящего хвороста у столба.
Вот и Реймонд сплоховал с выбором друга, а ведь это очень опасно, когда вокруг кишит мрак.
- То, что зверь во плоти, значит его силу, но также означает и то, что его можно убить, верно? - клерики искали другие следы, но тщетно: конь словно обрел крылья и взмыл в небо.
А может быть, его не было видно потому, что он был слишком близко.
- Все же так и получилось, что он принял меня за нужную добычу, - прошептал Элиот за секунду до того, как в него, послушно держащегося позади брата, вцепились когти, а мертвое безветрие взрезал - действительно - взмах огромных крыльев, прогнавших вперед волну гнилостного воздуха и выдернув с корнем молодую ольху.
На белеющие в темноте лебединые перья брызнула кровь.
[AVA]http://funkyimg.com/i/29Xpc.jpg[/AVA]

- Порядок, Рей, спасибо, - выговорил Элиот, поднимаясь с земли.
Он был не в порядке. Плечо, в котором оставили следы черные когти, онемело и заледенело, как плоть покойника. Раны были не глубокими, но он чувствовал, как от них растекается, стремясь добраться до сердца, яд безликого страшного отчаяния, такого, от которого смерть кажется легким и простым спасением.
У них с Реймондом не было времени рассказать друг другу, что случилось с ними за годы вне дома. Как на постоялых дворах он скрывал крыло под плащом и не гнушался принимать милостыню от тех, кто принимал его за горбуна-калеку. Как однажды наемники, повязав его во сне, пытались продать его в зверинец диковинок какому-то монарху, как часто он жил впроголодь, потому что просто не мог есть мясо животных; как одна девушка в лесном селении была очень добра к нему, но он должен был уйти, а она – выйти замуж. Как он научился делать для детей игрушки, которые двигались сами по себе безо всякой магии, и не согласился ни на одну магическую сделку.
Он ни о чем не жалел, но сейчас разливающийся яд твердил ему: лучше бы тебе было никогда не вылетать из золотой клетки, принц Элли. Теперь ляг и жди, когда я вернусь. Ты разве не за этим сюда пришел?
«Спасибо», - с искренней благодарностью подумал Элиот, - «это напомнило мне, что как раз не за этим».
Брат готовился к новой атаке, и он был согласен с ним и в том, что она будет, и в том, что зверя можно добить. Тот уже был ранен, Элиот почувствовал прошедшую по чудовищному телу судорогу боли, когда лезвие вспороло похожую на сгустившуюся гниль кожу. Реймонд был по-охотничьи сосредоточен, и Элиоту не хотелось бы его отвлекать, но теперь, отравленный, он наконец ясно увидел то, что чувствовал, но не мог сказать наверняка.
- Что у тебя в руке, добрый человек? – мягко спросил он Марека, который, казалось, и не услышал совета напарника уходить в укрытие.
Зато слова Элиота он услышал сразу, потому что мгновенно вскинул на него взгляд, полный злобы.
Предмет у него в ладони был полуосязаемым, таким, какими были когда-то кошмары, однако сейчас его было отчетливо видно даже в полумраке. Это было нечто вроде маршальского жезла, какие положено носить на официальных церемониях полководцам. На нем остались следы инкрустации золотом, но они практически полностью были погребены под более поздним узором из черных примитивно-схематичных фигур, цепляющихся друг за друга в гротескной агонии. Фигур было не меньше сотни, и создавалось впечатление, что они движутся.
Марек сплюнул и, по-видимому, решил, что отпираться поздно. Вместо этого он решил идти в атаку. Выражение нарочитой простоты, даже временами туповатости, исчезло с его лица, уступив место жесткому расчету.
- Это, - объявил он, обращаясь не к Элиоту, а к Реймонду, - штука, с помощью которой мы сможем приказывать этой скотине. Не сказал раньше, потому что думал, что ты полный чистоплюй. Но ты, оказывается, у нас и с проклятыми якшаешься, а стало быть, не такой уж и святой. Подумай сам, сколько такая псина может загрызть себе подобных на благо Ордена. Ты еще молод и веришь в то, что только чистые руки да горячие сердца могут что-то спасти, а вот я в этой каше уже четверть века. Я напарников схоронил – не сосчитать, так что хватит этих слюней про чистоту, сыт по горло. Ты со мной или ссориться будем?
[AVA]http://funkyimg.com/i/29Xpc.jpg[/AVA]