Все люди ошибаются. Считать себя исключением из этого правила – значит быть идиотом, а вовсе не защищенным от ошибок.
Вот и Ротбарт ошибся, просчитался, хотя понять этого был еще не в силах.
Слишком долго колдун пребывал в обличии советника Бриара. Он не охотился, не кормил чужой кровью свое проклятье. Даже голоса луны не позволял себе слышать. Ну, как слышать… Вроде как слышал. Но тут опять эти умники в бюджете дыру маскируют, таможенные пошлины соседи задрали, паразиты! Да и где оборачиваться? Тут – стража, там – фрейлины. И еще неизвестно, кто страшнее! С другой стороны, подумай Ротбарт об этом – понял бы, как Жинетт умудрилась потерять свою волчицу. Свободного зверя просто сожрал женский быт.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83312660.png[/AVA]
Оборотень замер, принюхиваясь, и гулко зарычал.
Как приливная волна, Ротбарта захватывал гнев. Остро-пряный, под цвет кровавых небес и когда-то принесенного маленькой волчице плаща. Гнев был каким-то всепоглощающим, но, тем не менее, оборотень был в состоянии различить каждую ноту, его составляющую.
Жинетт. Так отчаянно боровшаяся за свою свободу от власти и короны, она стоила того – эта жалкая жизнь?
Дочери, обе. Такие яркие, такие свободные даже с половиной его собственного дара – где они? На что потратили свою жизнь, под какой откос пустили все эти возможности?
Эренделл, глупое королевство, отрицавшее свою собственную историю. Ради чего он вообще должен был их спасать?
Да-да – он. Не королева, не принцесса, не прочие идиоты королевской крови.
Почему он, когда в небе есть кровавая луна, собственные лапы сильны, зубы – остры, а этот колдун, который всю жизнь считал себя умнее зверя, наконец-то просчитался?

Отредактировано Rotbart (2015-09-11 15:09:35)

[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83361962.png[/AVA]Оборотень остановился, опираясь на пружинистые лапы – готовый сорваться в любой момент. Но не настолько еще потерявший себя, чтобы тявкать в попытке подпрыгнуть до крыши. И до кого? До смутного призрака, попахивающего как старый могильник: затхлым воздухом, в котором очень долго – года, века – не водилось ни единого ветерка, мыслишки, тени личности.
- Да ладно. Если уж делать глупости – то по максимуму. – Колдуна никогда особо не привлекал разум как точка приложения магии. Его навыков хватало разве на то, чтобы направлять свою мысль к другому разумному существу – а то как-то совсем не по-королевски получается, ради пары слов каждый раз перекидываться.
Оборотень дышал, раскрыв пасть и вывалив розовый язык. Так мир казался вкуснее, ярче.
Небо в крови и тени из могил. Что могло быть вкуснее? Кажется, он что-то собирался сделать.
Тот, другой Ротбарт. С понимающими человеческими глазами и грустной улыбкой. Тот, что не хотел смерти ужи никому. Короче, тот придурок безвольный, который корону свою потерял.
- Что, пришла посмотреть, как город зальет чужой кровью? – Звук вышел странным – и не смешок человеческий, и не звериный. – Хотя нет, не чужой. Самой сладкой и самой  горячей, кровью тех, что однажды тебя предал.

Отредактировано Rotbart (2015-09-19 21:28:27)

Видели, как безжалостная волна цунами смывает в океан все, что глупые людишки понастроили на берегу? Видели? И как там, на том свете? Потому что выживших после такого зрелища не бывает.
Впрочем, у того, что сделала мертвая принцесса Сольвейг, тоже свидетелей не будет. Ледяная волна чужих эмоций – боли, горечи, обиды, прошла сквозь – оборотня, вымораживая до костей. Ротбарт потряс головой, вытряхивая из ушей остатки вопля и особо дерзкие снежинки, в то время, как в домах вокруг зажигались свечи и хлопали ставни.
Люди…
Те самые мерзкие людишки, что однажды отвернулись от него.
И Эренделл на самом деле ничем не отличался от затерянного в памяти Митгарда. Те же презренные, жалкие твари, не имеющие ни принципов, ни целей сложнее, чем набить брюхо и дожить до утра. Ну, что тут сказать… Жизнь – сука, оборотень – сволочь, а рассвет они не увидят.
Ротбарт слышал голоса вокруг, но смысла слов разобрать не мог. Или не хотел? Мертвая девочка говорила на его языке – боли и мести, а эти теплокровные мягкотелые воняли страхом. Портили тот чудесный запах кровавого неба. Ну да это ничего, их кровь на камнях мостовой будет вполне достаточной компенсацией.

Парнишка сдох первым.
Нет, не маститый папаша семейства, мелкий приказчик в лавке, надеявшийся произвести впечатление на работодателя. Ну как… Произвел. Правда, не так как хотел – старикан поскользнулся в луже крови и полетел кубарем под конторку, а оборотень неслышной тенью скользнул по лестнице наверх.
Нет-нет-нет.
Убивать мужчин не интересно. Никогда и не было на самом деле.
Да, они могли представлять опасность его жизни – в таком случае Ротбарт устранял проблему быстро и эффективно, но никакого удовольствия от этого не испытывал. Так, необходимость. Чтобы довести людей до отчаянья порядок должен быть совсем другой.
Сначала дети. Милые, сладко пахнущие детки. Такие нежные. Они даже не понимают происходящего поначалу, когда «собачка» тыкается мокрым носом в теплую со сна щеку. Тянутся маленькими ручками к густой шерсти и так испуганно орут, когда острые зубы «собачки» прокусывают кожу и мышцы, в пару движений челюстью крошат кость. Вот тогда они плачут – обиженно, страшно, не понимая, за что такая безопасная темнота вдруг ощерилась клыками и холодными, как ледышка, глазами.
Все просто на самом деле. У них было то, что кто-то когда-то у кого-то забрал.
Теперь их очередь получить свою долю жестокости ни за что ни про что.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83361911.png[/AVA]
Матери – потом. О, это ни с чем не сравнимое отчаянье женщины, не сумевшей уберечь свое дитя. Сладкое, пряное, густое.
Лучше может быть только безумие мужчины, нашедшего свою семью в ошметках крови и внутренностей. Тех самых, что клялся защищать.
О да. Мужчин никогда не стоит убивать первыми.
Это слишком гуманно.

Приземление было жестким. Настолько, что из легких выбило весь воздух, а затылок обожгло болью.
Камни? Нет, больше похоже на булыжную мостовую. И уж это точно не Сторибрук, Жинетт не помнила, чтобы там были булыжники.
Стара я для такого стала.
Но путешествие, спровоцированное магией, очевидно, продолжалось. Только вот очки где-то потерялись, что означало перспективу щуриться в попытке рассмотреть что-то вдали. Надо же, волчица ушла, оставив после себя замечательное обоняние даже в человеческом облике, но не зрение. Правда, и нюх заработал лишь после того, как Жинетт все-таки уставилась в небо над собой, осознав, что сверху на нее смотрит луна.
Та, которую в народе зовут кровавой луной.
И тут же нахлынули разнообразные ощущение. Воздух пропитался запахом снега, крови и смерти. Первое обещало знатный снегопад – Руби всегда удивлялась, что бабушка так остро ощущает его приближение, заговаривая об этом еще накануне. Температура была плюсовая, а Жинетт уже знала, что не завтра, так послезавтра, пойдет снег, чувствовала по колкому воздуху и запаху приближающейся зимы.
Как сейчас.
О втором и третьем говорить не приходилось – в неизвестном месте, куда Жинетт забросил странный портал, происходило что-то не просто плохое, а страшное, заставляющееся ежиться и думать о том, что как-то и не хочется уже вступать в бой. Нечем. Оценивая свои силы трезво, Жинетт понимала, что ей бы убраться в безопасное место, вот только, где его найти.
И рыжую королеву тоже где найти. Случайная спутница, приобретенная на острове, пропала. Посреди улицы Жинетт была в гордом одиночестве.

Медленно поднявшись и отряхнув юбку, женщина огляделась по сторонам. Холод она ощущала слабее обычных людей, луна не туманила мозг, хотя в какой-то момент снова навалилось сожаление по убежавшему неизвестно куда прошлому. Но об этом можно и потом поплакать. А сейчас надо разбираться с проблемами по мере их поступления. И местонахождения, которое еще предстояло определить.
Улица казалась вымершей. Не разрушенной, но какой-то охваченной ужасом. Жинетт снова втянула воздух носом: по второму разу металлический запах крови стал еще более ощутимым, даже, казалось, и на язык попал. И как раньше, коснулся того, что осталось от звериной натуры, слабо возбуждая притихшую сущность, вводя в состояние азарта. Не настолько, чтобы потерять голову, но настолько, чтобы лихо подумать «да ладно, справлюсь, только вооружусь». А это, кстати, следовало сделать, и чем быстрее, тем лучше.
Плохо, что очки где-то потерялись. Мало того, что темно, ночь все-таки на дворе, так еще и подслеповатая.
Через несколько шагов под ноги попался камень. Весомый такой, можно кинуть. Но арбалет, конечно, был бы лучше.

А еще через несколько шагов стало уже не до камня, и даже не до арбалета. В воздухе закружился новый запах, который Жинетт не могла ни с чем спутать. Это люди, едва в состоянии могущие учуять его, скажут, что собака пришла, но женщина точно знала – нет, совсем не собака. Четыре лапы и острые клыки еще не повод обзывать волка собакой.
Она была готова к встрече еще за несколько минут до ее начала. И даже не подумала сбежать, лишь отступила на пару шагов назад от волчьей тени, нарисовавшейся перед ней. Зверь сливался с окружающим миром, будучи совсем черным, и только оскаленная пасть да голубые глаза выделялись на фоне.
Жинетт сглотнула. Замерла. И позволила себе вздохнуть.
Не узнать она не могла.
Нет, не так – Ротбарта она узнавала в любом обличье, сколько бы лет ни прошло. Волк с голубыми глазами. Ее волк с голубыми глазами.

Ну, вот видишь, Жинетт, а ты его искала по всему Сторибруку, лезла в опись и надеялась, что может быть… а это твое может быть случилось именно сейчас. Только в глазах твоего волка плещется безудержная ненависть ко всему людскому роду, и он явно уже успел кого-то отправить на тот свет.

Это не щепетильность. Самой Жинетт пришлось принять свою натуру очень давно, и как-то так вышло, что сделала она это быстро. Даже не рыдая над кроликами и теми глупыми двуногими, которые рисковали шляться по округе в ночи полнолуния. Так что моральная часть пиршества Ротбарта, которое он с какой-то радости себе устроил, мало волновала сейчас женщину. А вот то, почему он вдруг слетел с катушек, ее интересовало, как и то, сколько он уже находится в таком состоянии.
Двадцать восемь лет прошло.
Нет, больше. Уже больше.

Жинетт крепко сжала камень в руке, распрямила плечи, готовая в любом случае защищаться, насколько бы это ни было безнадежным делом. Да уж, тут и волчицей-то не особо хотелось связываться со зверюгой в полтора, а то и два раза тебя больше, а что говорить о безоружной престарелой бабушке.
Где ж мой арбалет-то?
С моральной частью дилеммы стрелять-не стрелять в отца своей дочери, в единственного любимого мужчину она бы разобралась постфактум, лишив Ротбарта возможности вцепиться в глотку. А теперь у нее был лишь один вариант – надежда, что в затуманенной жаждой крови памяти всплывут воспоминания о ней.

- Ротбарт… это я, Жинетт. И я безоружна, - ладно, к черту камень. Он со стуком приземлился на мостовую, рассчитано рядом, чтобы можно было попытаться успеть его схватить обратно. – Может, поговорим?

[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]

Отредактировано Genevieve (2015-09-21 13:45:02)

Вкус у страха, собственного и чужого - разный. Чужой страх лишь возбуждает животные инстинкты, и когда острые зубы впиваются в шерсть ли бедного кролика или тело загулявшего ночного прохожего, испытываешь от этого сладость.
Собственный страх на языке горчит, когда облизываешь губы.
Но хуже то, что ты видишь перед собой того, кого никогда не боялась, и чувствуешь, как эта отрава разливается по крови, требуя отступить, рвануть прочь, броситься куда-то туда, ведь защититься невозможно, на худой конец залезть на дерево и там и сидеть.

Жинетт вздрогнула, когда мысли Ротбарта стали слышны в голове, как свои собственные. Она так и не привыкла к этому. Да и образ зверя перед ней, рычащего, с окровавленной мордой, был завораживающим. Сердце колотилось в груди так, будто вот-вот сиганет прямо на мостовую, но женщина не двинулась с места. Каким бы горьким и ядовитым не был собственный страх, Жинетт не собиралась убегать от этого.

Ротбарт был прав: оружие не поможет.
Но что больше удивило Жинетт, это клокочущая ревность, которую она прочувствовала в его словах. От удивления женщина уставилась на Ротбарта круглыми глазами, близоруко щурясь и пытаясь понять, правильно ли расслышала.
Она ненавидела ту метку. Потому, что когда-то она была тошнотворным напоминанием о существе, лишившем ее семьи, переломавшим ей жизнь, сделав ее такой, какой она была сейчас. Тогда Жинетт поклялась самой себе, что никому другому не позволит загнать себя в тот ад чувств и мыслей, которые свалились на нее девочкой.
Дни тогда были жуткими.
Ночи еще хуже.
Она стала изгоем в собственной деревне, где люди с опаской косились на меченую зубами оборотня. Будто ждали, что еще секунда, и девочка станет волком, будет рвать скот и людей и выть на луну.

Девочка стала волком, но гораздо позже.
Стала той, кто смогла принять дарованную природу, может, потому, что ждала, что за ней однажды придут. Это не было обреченностью, но было неизбежностью. Вопрос был только в том, кем она выйдет из той схватки?
Она вышла другой.
Волчицей.
Монстром.
Жаждущим по полнолуниям крови, но вполне могущим после тренировок сдерживаться.
А еще она полюбила.
Говорят, волки любят раз и на всю жизнь. Не врут.

- Бесит? - Тихо спросила Жинетт, зная, что даже если бы над их головой гремела гроза, Ротбарт бы все равно услышал. Но ей вообще стало казаться, что вокруг опустилась тишина, легла покрывалом, скрыв весь мир от них. Хотя еще несколько минут назад она слышала крики ужаса и боли, плач и вой отчаяния.
Сколько раз на самом деле и сама она мучилась тем, что метка не та. Дикие странные мысли - как вообще можно было жалеть о том, что метку поставил не тот волк, если ценой за нее стали жизни братьев и родителей? Но это уже случилось. И жестокая жизнь приучила Жинетт смотреть на прошлое бесстрастно.
Она смотрела в синие холодные глаза - льдом обожгло легкие, стоило вдохнуть.
- А разве можно обратить паршиво, Ротбарт?

А может мы недостаточно любили тогда друг друга? Нет, другое. Может, мы не понимали, что за этим чувством многие готовы гнаться сквозь время и пространства, а мы так бездарно его потеряли - я была горда, чтобы быть кем-то при дворе с непонятным статусом, до королевы тогда не доросла, он был горд и не стал удерживать, когда ушла. Два идиота... почему-то некоторые вещи можно понять, понаблюдав, как по Сторибруку бегают герои и злодеи за свое любовью. А у меня вот она, была, а я взяла и сама отказалась.
Я. Мы.
А я все еще тебя люблю.
Нет, кажется, люблю еще сильнее.

Неожиданно для самой себя Жинетт рассмеялась. Шальная мысль вытеснила из головы все другие. И Жинетт принялась закатывать рукав на той руке, где все еще была метка, оставленная зубами отца Ротбарта.
- Хочешь исправить? Поставить свою?
Какая же глупость, протягивать оборотню руку, когда он и без того готов прыгнуть.
Но Жинетт все равно это сделала. И надеялась, что ей хватит этой отчаянной смелости не отступить, не шарахнуться, не сбежать.
Они это уже проходили, хотя тогда все было, кажется, проще.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]

Колени дрожали от напряжения, когда Жинетт неловко опустилась перед Ротбартом, зарываясь пальцами в его мех. От него пахло кровью и смертью, они же оставались на ее пальцах, когда она гладила черную волчью шерсть. Но Жинетт не чувствовала ни отвращения, ни страха, прижимаясь лбом ко лбу зверя, закрывая глаза, вдыхая знакомый запах, чувствуя себя... дома?
Да, кажется, так.
Дома. Не важно место, не важно измерение, не важно время - важно то, кто рядом с тобой. Тот, кто делает место, измерение, время домом. Как всегда делал Ротбарт для нее. Как делала она для него.

- Не знаю. Никогда никого не метил. Как-то… Ну, ты знаешь. Мне не нужна была другая.

Воспоминанием пахнуло из прошлого.

Ее возмущение грязными лапами на полу.
Его смех в ответ на это.
- Оденься! Нечего тут расхаживать голышом и босиком! - Жинетт отвернулась, чувствуя, как стухает раздражение.
Потому, что не было ничего более успокаивающего, чем руки и поцелуи твоего мужчина.

Говорят, волки однолюбы.
Правду говорят.
Проверено.

- Знаю. Мне тоже никто другой не был нужен.
Глупая-глупая женщина. Куда ты бежала часть жизни? Зачем, если все было рядом.
Оглядываясь назад уже и не знаешь, с чего вдруг дурацкие страхи быть во дворце чужой, непристроенной, ненужной сыграли такую роль. Ведь Жинетт привыкла бороться со страхами. Но так и не поняла, как перебороть главный - не справиться с тяжестью новой роли. В Митгарде нет королев. Но и у жены короля хватает забот.
А может ее просто до отчаяния пугало, как жить в замке, как жить с королем?
Говорю же, глупая-глупая женщина, заплатившая своим счастьем за тот страх, который не могла преодолеть.
А теперь уже поздно. Только обнимать Ротбарта за шею, чувствуя, как мокрый нос волка тычется в шею. И дрожать, но не от холода - он не чувствовался - а от того, что все-таки была не права, лишив дочь отца, отца - дочери, а себя - любви.

- Я не хочу делать тебе больно, но метка… Жинетт, это больно. Тем более сейчас.
Жинетт выпрямилась, отстраняясь, заглядывая в глаза волка. Голубые глаза, в которых сейчас не было алой дымки ненависти. Безумие мести отступило, оставив ей Ротбарта.
Женщина улыбнулась:
- Я не боюсь.

Зачем? К чему все это? Метка ничего не исправит, время вспять не повернуть, сделки не заключить, молодость не отыскать.
Не молодость, а потерянную волчицу - белоснежную, красивую, гордую.
И все равно, Жинетт хотелось то недолгое время, отписанное ей Сказочником, до конца принадлежать Ротбарту.
- Давай просто решим эту проблему, раз и навсегда.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]

Это, действительно, было больно.
Больнее? Возможно.
Жинетт уже не помнила того, что было тогда - слишком давно, чтобы сравнивать. Помнила, что кричала, но, наверное, больше от страха.
Сейчас она тоже закричала, ощущая, как подкашиваются ноги, как утекают силы из тела, как разом валится на плечи вся тяжесть жизни, как бешено колотится сердце, вот-вот угрожая сломаться. А зубы Ротбарта все крепче сжимают ее руку, она уже не горит, нет, она пылает огнем, идущим неизвестно откуда. Ведь нет никаких языков пламени, нет ничего, кроме боли, страха, зубов Ротбарта.
Что, если в своей уверенности она ошиблась? Снова ошиблась? И снова ей это будет стоит Ротбарта? Сколько можно ошибаться, глупая старуха? И молодой не была умной, а сейчас и подавно все остатки разума растеряла? Кому из вас нужна была метка? Ротбарту? Не похоже. Тебе? А зачем? Жинетт, зачем, ради чего?

Она не знала.
И, кажется, сходила с ума.
И в глазах темнело, хотя почему-то луна, кровавая, призывающая к вакханалии смерти - о, как же теперь она понимает Ротбарта! Зачем останавливала, а? - была такой четкой, что дыхание сбивалось.
Жинетт даже не сразу поняла, что уже лежит на брусчатке, а над ней раскинулось темное небо.
И все та же луна.
Рука продолжала гореть в огне боли, кровь стучала в висках, будто стремясь проломить черепную коробку.
Это уже было.
Кажется, было.
Жинетт никак не могла сопоставить свои ощущения сейчас с теми, что когда-то уже испытывала. Похоже или нет?
Что происходит?
Разве что-то еще может происходит?

А луна звала. Луна туманила разум. Луна заставляла хотеть, от чего вспоминался привкус крови на языке, свежей, горячей, вытекающий из едва подрагивающей еще тушки кролика. Или человека.
Ведь люди тоже становились жертвами, заблудшие, потерявшиеся в лесах души.
Не ходите по лесу, глупые люди, гулять в полнолуние, когда у серебристо-белой волчицы лишь жажда и голод, смешавшиеся с желанием гасать по снегу, без оглядки.
И откуда только такая легкость в теле, будто и не было прожитых лет. И хруст снега под лапами. И свист ветра в ушах.
И луна, она требует свою жертву, она требует...
Требует обращения.

Боль в руке уже затихла, о зубах Ротбарта напоминали лишь саднящие ранки. Жинетт попыталась приподняться, затуманившимся взглядом отыскивая волка. Очки где-то потерялись, перед глазами все плыло, но женщина протянула руку к черному загривку, чтобы погладить.
- Ну вот, видишь, все... - пальцы соскальзывают с шерсти, не успевая зацепиться, и ночной покров разрывает новый крик. Их уже было достаточно сегодня, но этот совсем другой.
Этот предвещал трансформацию.
Первую.
Болезненную.
Тяжелую.
Когда под кожей ломаются кости, меняя человеческий скелет на волчий.
Когда нечем дышать и кажется, что задохнешься.
Когда в голове мутится, а приходишь в себя уже зверем.
Медленная, болезненная трансформация. Потом будет не легче, но потом уже привыкаешь.
Потом знаешь, чего ждать.

Жинетт смотрела, как пальцы рук обзаводятся когтями, все больше напоминают волчью лапу, покрываются сначала легким белым пушком, а затем и густой шерстью.
Не может быть. Затуманенный болью разум не находит объяснения, как это все случилось.
Метка не панацея.
Метка не прямая причина оборотничества.
Метка - всего лишь...
Чем бы ни была метка, но в эту минуту Жинетт обращалась.
Она стояла посреди улицы, еще не волк, но и не человек, теряя где-то в процессе остатки сознательности.
Еще несколько минут, и на улице можно было лицезреть лишь двух волков: черного и белого.
Волка и волчицу.
Это уже было.
И снова повторяется.

Из глотки волчицы вырвался рык, сдавленный, угрожающий. Она оскалила зубы, предупреждая Ротбарта, непонятно даже, о чем. Попятилась назад, пытаясь не поддаться первому порыву убежать, первому желанию отдаться воле кровавой луны. В воздухе столько ароматов, но главный - кровь. Волчица жадно втянула его, переваривая, вспоминая о том, как все было.
Вспоминая о том, как она голодна, как истосковалась по охоте, как хочется движения.
В голове, в чувствах все еще были бури. Что, как, почему? А может просто завыть на луну? Рыкнуть, подпрыгнуть...
И Ротбарт. Вот он, перед ней, с окровавленной мордой, на которой смешалась ее кровь, чужая кровь, кровь жертв этой ночи.
Жинетт снова рыкнула, но иначе: спокойнее, ласковее, нежнее.
Теперь уже она шагнула вперед, осторожно, готовая в любой момент отступить или клацнуть зубами, если придется защищаться. Но она видела в глазах Ротбарта узнавание. И поддавалась ему, не позволяя животным инстинктам заполонить ее всю.

Волчица ткнулась мордой в шею волку. Лизнула кровь на его морде. Вдохнула запах его шерсти, прихваченной морозом.
И почувствовала себя дома.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83336190.png[/AVA]

Отредактировано Genevieve (2015-11-04 11:39:40)

Странное это чувство - быть волком после того, как так долго, слишком долго, была человеком.
Женщина была добра.
Женщина не хотела ненужных смертей.
Волчице же не было дела до случайных жертв, когда инстинкты требовали погони и крови. Когда кровавая луна взывала к зверю в белой шкуре. К зверю, который только что был еще человеком.
Жинетт была в смятении. Все путалось: ощущения, чувства, эта ночь. Но ей было все равно, какая опасность витает в воздухе, что предрекает ночной мороз. Где-то за стенами прятался страх, человеческий, требующий вмешательства. Он взвывал к волчице, разрывая ее между желанием побежать за этим страхом, чтобы насладиться им или остаться тут, с Ротбартом. Он был константой, он был всем, что только могло быть в ее жизни.

Острые зубы сжали шкуру на загривке, заставляя замереть.
Хотел бы, мог бы сжать сильнее - волчица знала это. Но это был не укус, не попытка убыть - нет. Острые клыки прикусили шкуру сквозь шерсть ровно настолько, чтобы Жинетт чувствовала угрозу, напоминание о том, что некоторые связи рушатся лишь со смертью. Что человеческий развод - такая глупость. Что волки не уходят, они погибают. Что выбор снова сделан, но никто не потерпит игры в кошки-мышки. Ротбарт прав - живой ей не уйти, но и уходить она больше не собиралась.
Хватит. Наигралась в самостоятельность. Больше потеряла, чем приобрела. И ради чего оно все было? Ради глупого страха "не справлюсь, не смогу"? Что ж, либо справишься, либо нет, а третьего просто не дано.

Жинетт подняла морду, чувствуя, как слабеет хватка Ротбарта на загривке. Она не умела того, что умел он. Ротбарт был колдуном - она всего лишь оборотнем. Но она могла смотреть ему в глаза, тянуться к нему, наконец, вывернуться из хватки - луна звала насладиться этой ночью, и волчица всем своим видом предлагала волку присоединиться. То, что беспокоило женщину, совершенно не беспокоило волчицу. Она забылась, ощущая пьянящую свободу, зовя за собой Ротбарта.
И все бы ничего, но новые чужие запахи будоражили кровь, заставляя замереть рядом с волком, оскалить зубы, выжидая, какие шаги кого приведут. Какие крики будут предвестником смерти. А в воздухе остро пахнуло снегом, будоража и без того возбужденную волчицу.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83336190.png[/AVA]

Говорят, что связанные душами легко чувствуют друг друга.
Много лет прошло, не сосчитать, а Жинетт все так же чувствовала Ротбарта. Не могла угадать его мысли, как и не могла спросить, но ощущала его беспокойство, связанное и не связанное с ней.
Они не побегут сейчас в ночь.
Не принесут жертву кровавой луне.
И не скроются в лесу, осыпанном белым снегом, как сама волчица.
Ничего из этого сейчас не случится.
Что-то тут происходило, угроза пряно разливалась в воздухе, заставляя глухо рычать, побираясь к Ротбарту с желанием обеспечить тыл, дать понять, что она тут, рядом, что пойдет за ним туда, куда он позовет.
Теперь всегда.
Чтобы придти к этому надо было пройти очень долгий путь. Но он пройден, похоже, теперь начинается новый этап. И начинается он, видимо, с совместной борьбы.

Жинетт не могла ответить на просьбу словами, но могла позволить Ротбарту подумать. Теперь уже она отступила от него на несколько шагов, попятившись, а затем уселась на булыжную мостовую, как самая приличная... ну нет, не собака точно. И внимательно смотрела на своего волка, изредка принюхиваясь к запахам, но запрещая себе обращать внимание на урчащий желудок и желание куда-то бежать. Было нечто более весомое, чем зов луны и животные инстинкты. Было то, что даже в зверином облике оставалось важнее. Ротбарт. Ее волк. Ее мужчина.
Если бы кто-то рискнул им помешать - то есть ему думать, волчица бы встретила наглеца острыми зубами. Она чутко прислушивалась ко звукам, которые не давали тишине стать оглушающей: крики вдалеке, не менее далекий плач, шаги, шорохи. И страх, терпкий, просачивающийся во все щели. Жинетт переминалась с лапы на лапу, ожидая того, что же надумает Ротбарт. И что он ей пояснит о том, где она и что тут происходит.
Но усидеть на месте без Ротбарта было сложно. И Жинетт сорвалась с места, чтобы снова встать рядом.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83336190.png[/AVA]

Отредактировано Genevieve (2015-12-19 14:40:35)