- Доктор Хоппер, - Марианна поставила на паузу диктофон с записью комментариев со вскрытия, подняла голову от бланков и улыбнулась. – Ищете немного покоя? Здесь вы найдете его сполна.
Специфическому профдеформированно-черному юморку мисс Мандрейк – этой фамилией она подписывала свои скрупулезные отчеты – могли позавидовать даже старые нью-йоркские трупорезы, но секрет был в том, что она никогда не шутила. Она не обладала чувством юмора – как и некоторыми другими чувствами, присущими живым… ну, вот видите, опять.
С Арчи Хоппером Марианна вела себя неизменно приветливо и доброжелательно – и начинала думать, что именно этим доставляет ему больший психологический дискомфорт, чем если бы она истерически плакала от обилия «ужасных шумных машин» вокруг, или, в силу своего происхождения, о котором признался психотерапевту Виктор, слонялась бы по городу с бормотанием о человеческом мясе. Людей всегда успокаивают шаблоны и нервирует то, что находится за чертой их зоны комфорта; вот и Джимини, предположительно терпимейший из городских обитателей, находил ее разум чужеродным, и это внушало ему подспудный страх. Кроме того, казалось, что с каждой новой адресованной ему улыбкой и каждой новой обсужденной книгой он все больше ждет, что через секунду Марианна обратится в монстра и кинется на него.
Нельзя сказать, что ее это не забавляло.
Разделенное перегородкой на административный и секционный залы помещение морга, встретившее Арчи стерильностью и холодным белым светом, в своем теперешнем виде было полностью детищем Марианны. Когда она попала сюда впервые, это было место, не тронутое после двадцати восьми лет проклятья, в течение которых в Сторибруке не было ни жизни, ни смерти. Вот тогда это действительно была локация не для слабонервных: пожелтевший кафель стен в лохмотьях паутины, пустые выдвинутые ящики хранилища с гнездами насекомых внутри и еле мигающая лампа, выхватывающая на железном столе слой пыли, чтобы затем через несколько секунд с треском погаснуть. Один из коллег поэтически заметил, что до сих пор смерть была заперта, и вновь вернулась в город вместе с Марианной.
Она нашла эту метафору логически некорректной, хотя коллега удивился бы, узнав, насколько близок к истине в ином смысле.
- Вы прежде не спускались так глубоко под землю, чтобы справиться о моих успехах, - заметила она, поднимаясь навстречу гостю. В монохромных декорациях, разбавленных лишь бледно-желтым пятном стоящих на столе в вазе нарциссов, она и сама хранила верность родным ахроматическим цветам – кипенно-белый халат был накинут поверх черной водолазки с высоким горлом. – Чем я могу помочь?

На взгляд Марианны, Арчи Хоппер производил впечатление очень хрупкого человека. Хрупкого, как насекомое со слюдяными крылышками, суетливо и назойливо умывающего лапками фасеточные глаза. В отличие от многих людей, насекомые не внушали ей никакого отвращения, это скорее была ассоциативная констатация мысли: она могла бы раздавить его одним пальцем.
Ее пониманию по-прежнему было недоступно то, как несовершенные, слабые, полные сомнений и внутренних комплексов люди становятся олицетворением чего-то значительного. Виктор создал ее, совершив тем самым акт творения – по сути, божественный акт, - но в глубине души он был и остался нелюбимым и непонятым старшим сыном, позором семьи. Жизнь же в проклятом Сторибруке умалила мрачную, исполненную гордыни и вдохновения целеустремленность его натуры, вытянув на поверхность самые мелочные, почти карикатурные черты. Почему именно ему было суждено? И почему этот хрупкий, несуразный человечек, неспособный совладать даже с мимическими проявлениями нервозности, стал инстанцией в вопросах морали, определяющей, что верно с точки зрения совести, а что нет?.. Марианна знала, что область морали и совести, представляющаяся ей чем-то эфемерным, иррациональным и субъективным – это ее слепое пятно, и ничего не имела против доктора Хоппера. Но несоответствие источника и содержимого было для нее неприятно.
- У меня здесь? – она задумчиво окинула взглядом перегородку, ведущую в секционную, и тронула желтый венчик сердцевины нарцисса. - У меня здесь некому создавать беспорядок. По крайней мере, до тех пор, пока Виктор не возобновит свои эксперименты. Шучу.
Разумеется, Марианна не шутила.
За тем, как Арчи барахтается и тонет в неудачно выбранных формулировках, она пронаблюдала со спокойным интересом и без малейшего намерения протянуть руку помощи. Ей было искренне любопытно, от чего именно он испытывает неловкость – от того, что она может оскорбиться, или от ситуации в целом?
- Очевидно, вы имеете в виду людей с подозрением на магическую причину смерти, - ровно подсказала она, когда психотерапевт выдохся. – Лишенные внутренних и внешних повреждений, с прочерком в графе «причина смерти». Нет, доктор Хоппер, такие мертвецы ко мне не поступали, и, честно говоря, я удивлена вашему вопросу. Насколько я успела понять, всеми магическими смертями в городе занимается шериф Свон и… другие представители местной власти. К чему бы вам приниматься за осуществление их профессиональной деятельности?

Отредактировано Marianne (2015-07-05 16:05:33)

То, что у доктора Хоппера было весьма специфическое представление о том, что значит «совершенно здоровые мертвые», не освобождало его от вопроса о причинах его интереса, но он предпочел проигнорировать его с очаровательной непосредственностью. Возможно, Марианна еще не слишком разбиралась в современных социальных тонкостях, но она была вполне уверена в том, что вы не приходите к человеку на работу и не начинаете лезть в его статистику, не объясняя причин - если вы конечно не проверочная комиссия. В Сторибруке было не до проверочных комиссий, и никто до сих пор не спускался к ней и ее трупам, в чистый, холодный и упорядоченный угол реальности, где ничто не мешало ей мыслить, и где не было необходимости натягивать маску человечности, вместо косметики подкрашивая глаза и губы иллюзией теплоты. Арчи был первым.
Марианна смерила его взглядом, размышляя, не подержать ли паузу до тех пор, пока он не захочет объясниться, но пришла к выводу, что в таком случае рискует получить еще одно совершенно здоровое мертвое тело. Это в ее планы не входило.
- Пойдемте со мной, - кивнула она наконец. - Я покажу.
Она провела его в секционную, блестящую стерилизованным железом анатомического стола и квадратных крышек секций морозильной камеры – последнего многоквартирного дома для тех, кто в скором времени ляжет в землю. Задумчиво провела кончиками пальцев по ряду наклеенных номеров и незаметным, слишком легким движением выдвинула два тяжелых полных ящика.
Старик и ребенок, объединенные смертью и ровным, аккуратно зашитым V-образным разрезом от грудины до паха.
- Миокардиодисторфия, истощение сердечной мышцы – характерное заболевание для лиц пожилого возраста. Развивается постепенно, вполне может сопровождаться атрофией других органов и систем, и в первую очередь приводит к миокардиту – уменьшению массы сердца. При некоторых хронических болезнях миокардиодистория может появиться и у молодых людей, даже у детей, но данные случаи интересны тем, что заболевание развилось и привело к сердечной недостаточности в рекордно краткие сроки, причем у Майкла Ривера присутствуют такие же признаки истощения внутренних органов, как и у мистера Берга. Это двое. Еще двоих на этой неделе уже забрали на захоронение родственники.
Секунду помолчав, Марианна сделала шаг назад и встала с психотерапевтом плечом к плечу, словно желая посмотреть с его точки зрения.
- А теперь, Арчи, подайте мне пример правдивости. Что вас сюда привело?

[audio]http://pleer.com/tracks/4668103alhD[/audio]
Убийство. Такой легкий, все равно что раздавить пустую скорлупу, акт торжества. Жизнь развивалась миллиарды лет, создавая совершенные, изумительные системы, сложнейшие организмы, которыми невозможно не восхищаться, если у вас есть глаза и разум. И с самого начала, с символического библейского Каина, любой может отобрать жизнь. Сорвать цветок, лишив его связи с корневой системой, проводящей из почвы воду и минералы. Остановить сердце, прервать процесс дыхания, работу центральной нервной системы, прекратить снабжение мозга кислородом. «And he stole your brother's life, came home murdered, peace of mind», - эта колыбельная чем-то завораживала ее с самого рождения. Принести смерть так просто, что жизнь должна казаться чем-то изысканным, хрупким, как рахитичный болезненный маньеризм, сменивший на закате Ренессанс и продлившийся так недолго, что почти никто о нем не знает.
Но только вместо этого жизнь – по крайней мере, человеческая жизнь - казалась Марианне грязной, оглушительно-шумной и лишенной какой бы то ни было логики.
К примеру, к чему устанавливать социальные традиции и не следовать им?
- Доктор Хоппер, - вновь не дождавшись, когда за «а» последует «б», и психотерапевт внятно изложит свои доводы, Марианна недоуменно подняла брови, - если вы не назовете основания для вашего предположения, я не смогу подтвердить или опровергнуть возможный способ убийства. Не могу представить, чтобы вы намеревались оставить этих людей без правды об их смерти, и не хотели предотвратить появление у меня на столе новых клиентов, если то, что вы подозреваете, верно.
Она не задвинула ящики и не застегнула мешки: пусть смотрит. В действительности Марианне, и уж тем более безжизненным замороженным кускам плоти, была абсолютно безразлична правда об их смерти и справедливое возмездие для убийцы. Мертвым ни тепло ни холодно от мести, она знала это, потому что ее ничуть не интересовал человек, который убил ту, что жила в этом теле до ее рождения. Месть нужна только живым. Она давила на Арчи не потому, что претендовала на роль совести для совести, а потому, что ей была необходима истина ради самой истины. В ее заключениях не должно быть ошибок. Она должна видеть всё так, как оно есть на самом деле, физика то или магия.
- Какие причины?

Отредактировано Marianne (2015-07-22 22:46:28)

Ну почему же. Марианна обладала критическим складом ума, но её критика была направлена в основном на проявления природы... она была слишком деликатна, чтобы открыто называть людей низшей расой, но эти проявления говорили сами за себя. В остальном её глаза были раскрыты широко, как у ребенка, познающего мир. Она была готова воспринимать всё, от астрофизики до черной магии, от молекулярной биологии до примитивных суеверий. Выжатый из доктора Хоппера рассказ не показался ей пустым - не нужно было прожить в Сторибруке тридцать лет, чтобы знать, что в этом городе не бывает совпадений.
- Исходя из ваших слов и характера смерти - изношеннности внутренних органов, преждевременных возрастных заболеваний, скоротечности процесса развития миокардита, - могу предположить, что речь идет о своего роде вампиризме. Я говорю не о примитивной гемофурии, кровекрадстве, а о её энергетическом эквиваленте. Нечто вроде вытягивания жизненной силы. В мире, откуда я родом, гемофуры так же реальны, как, скажем, ликантропы, но о подобной разновидности мне слышать не приходилось. Конечно, это не может быть показателем, мой жизненный опыт еще очень скуден...
И этот пробел требовал восполнения. Возможно, это была и какая-то магическая техника, но в таком случае Марианна находила ее более изящной, нежели выдергивание сердец. В этом было что-то более... приближенное к течению жизни.
Значит, цирк?
- И ваша врачебная тайна запрещает вам обратиться к шерифу без достаточных оснований? - уточнила она, застегнув молнии и почти беззвучно задвинув секции обратно в морозильную камеру. Посмотрела на наручные часы, - узкие, украшенные нежной эмалью с ирисами, память о Бесцветном мире, - и поправила выбившуюся из узла прядь волос.
- Мне никогда не приходилось бывать в цирке, и мой рабочий день заканчивается через двадцать минут. Не пригласите меня, Арчи?