Долететь до Эренделла с юга можно было двумя способами. Первый – обогнуть горы, пролетев часть пути над водой, и затем уйти вглубь полуострова, но по причине выдающегося в море рельефа это значило дать хороший крюк и вдобавок провести немало времени, сражаясь с морским ветром. С выносливостью у Диаваля, даже учитывая старания целителей королевы Сандиля, было пока что не очень, и этот путь он отмел. Второй лежал через ущелье в Инистых Пиках – тоже малоприятная дорога, учитывая, что в плохую погоду там можно было превратиться в кусок льда и упасть замертво, - но Диавалю уже случалось летать этим маршрутом, и он был уверен, что сдюжит и на этот раз.
Стремительно оставляя позади квадраты полей и заплатки пустошей, через которые они тащились по земле так медленно и мучительно, Диаваль на некоторые время перестал понимать, зачем, собственно, он так стремился стать человеком. Крылья несли его легко и привычно. И чего он так рыдал, покрываясь перьями на плитах этого поднимающегося из земли древнего города? Должно быть, от обиды. Так долго стремиться расколдоваться, чтобы буквально через две недели попасть обратно под проклятье – со стороны судьбы, честно говоря, это было просто свинством.
Светлая изгоняющая злых духов руна, которой Галахад вернул ему человеческий облик в первый раз, на территории Сандиля не подействовала. Он не стал умничать вслух, но несложно было догадаться, что в этом и крылась причина, по которой старшему клерику (Диаваль не очень разобрался в его должностях, поскольку тот был и охотником, и принцем, и при всем этом главой Тайной Канцелярии Эренделла) понадобился именно Галахад. Когда светлая магия не помогает, остается только другая.
Итак, руна не подействовала, и это не оставило Диавалю другого выбора, кроме как согласиться на приказ клериков доставить королеве Эльзе послание и уповать на ее магические способности. Это тоже было обидно. Обидно, что люди используют его как почтовую птицу, точно так же, как раньше Малефисент. И отправляют на милость ведьме – тоже точно так же.
Он слышал, что королева Эренделла – мирная колдунья, но это было много лет назад, до ее пропажи. В последний же раз, когда он был в северном королевстве, то оно и вовсе было кладбищем ледяных скульптур, так что в предчувствиях ворона присутствовала смесь тревоги и скептицизма.

Среди гигантских белых тонких, как зубья, вершин ворон казался ничтожной черной песчинкой. Утреннее солнце нестерпимо сияло и переливалось на снегу и глыбах льда; было так холодно, что казалось, что крылья с каждым взмахом начинают хрустеть. Диаваль не знал, возможно ли это, но, кажется, в Эренделле стало еще холоднее, чем раньше.
К полудню он достиг прозрачного ледяного замка на скале. Еще через несколько часов далеко впереди показалось море. Даже когда начали попадаться деревья, на которые можно было сесть без опасности примерзнуть, он не стал останавливаться отдыхать и упрямо двигался вперед.
Потом ему показалось, что он видел в небе драконов, но он предпочел забыть об этом в ту же секунду как страшный сон.
Наконец, он спланировал в защищенную от ветров чашу долины, в которую полукругом вдавалась морская гавань, и из последних сил буквально камнем свалился в окно на верхнем этаже замка. Окно, на его счастье, было открыто: какие-то самоубийцы проветривали.
Приземлившись на жесткий, без ворса, ковер покоев, ворон устало, но яростно принялся топорщить перья, стряхивая остатки инея.
- Как холодно, как чертовски холодно, пр-росто умереть, - хриплой скороговоркой пропричитал он, и только после этого обнаружил, что в покоях не один. – Не кидай в меня ничем, красивая женщина. Я должен увидеть королеву Эльзу по важному делу.

Почему-то красивые женщины никогда не верят на слово.
Издав тяжелый внутренний вздох, Диаваль с усилием взлетел с пола на резной деревянный столбик кровати и осмотрел диспозицию.
Поразительно, насколько весь воздух дворца был пропитан магией. Не только эти покои, хотя ворон очень хорошо узнал сигилы и руны, испещряющие придавленные фолиантом свитки, но все здание от основания до шпиля. И если магия в опочивальне-кабинете была более традиционной – начертить круг, сварить зелье, пожаловаться слуге на несправедливость мира, - то колдовство, пронизывающее Эренделл вместе со стужей, было похоже… на Сандиль и то, что творилось там. Древнее и не слишком доброе.
Вороновы боги, куда он попал?
Уже не ожидая ничего хорошего, Диаваль перевел взгляд на свою непосредственную собеседницу, всерьез рассматривая в качестве рабочего варианта вылететь обратно в то же окно, немного отсидеться на одном из стоящих в гавани кораблей, а потом проложить маршрут куда-нибудь на Зеленые Острова. Пока что его останавливало только то, что этим он подведет Галахада.
Нерадушно глядящая ведьма показалась ему смутно знакомой. Внешность у нее была поистине запоминающейся, и ворону подумалось, что он мог видеть ее на одном из шабашей в Черном Лесу Митгарда. Но если это и было, то было очень давно, до всех Проклятий, погрузивших и Митгард, и Эренделл в сон почти на тридцать лет. Какое-то из этих проклятий застало ее, как и всех, врасплох, и потому она по-прежнему была молодой женщиной, но это не успокаивало. Молодость и способность швырнуть огненным шаром – это разные вещи, вспомнить хоть милую подругу хозяйки, королеву Реджину.
- А ты всегда судишь об авторитете по внешнему виду? – должно быть, от стресса отпарировал он именно так, как хотел, но отнюдь не собирался. Поправляясь, он раскрыл крылья и изобразил на своей жердочке учтивый поклон. – Прошу простить меня, госпожа, это был долгий путь. Мое дело к Ее Величеству касается известий от главы ее Тайной Полиции. Если ты будешь так любезна открыть дверь, то, думаю, я и сам смогу найти дорогу.
Искать дорогу, попутно уворачиваясь от стражников, Диавалю вовсе не хотелось – он и так падал от усталости, - но он и не ждал, что его отпустят отсюда одного. Судя по покоям, ведьма была чем-то вроде фрейлины, а фрейлины любят быть в курсе событий.
Был, конечно, другой вариант: она никуда его не отпустит, а начнет пытать прямо здесь. Мало ли какими интригами занимается местный двор.
Ворон осторожно покосился, прикидывая расстояние до окна.

Ужасно. На этот раз мятущаяся натура Диаваля, только недавно думавшего о преимуществах птичьего облика над человеческим, вернулась к исходному: он был уверен, что в теле Фицуильяма поговорил бы с Одиль намного эффективнее. Так ему только оставалось поблагодарить высшие силы за то, что его избавили от необходимости метаться по кабинету, опрокидывая все на своем пути и голося, чтобы, возможно, привлечь чье-то внимание извне.
Судя по тому, как стражник недоуменно произнес фразу о госте фрейлины и обвел взглядом комнату, отыскивая этого самого гостя, внимание, причем самое высшее, он уже привлек. Сложно было сказать, так ли уж это хорошо, но, по меньшей мере, одно зло Диаваля миновало. Это мгновенно вернуло ему самоуверенность. Он покосился на ведьму с выражением, которое явственно можно было истолковать как насмешливую улыбку, а затем тяжело снялся со столбика кровати и перелетел на плечо слуге, несильно, но доходчиво вцепившись в мундир когтями, когда тот от неожиданности дернулся.
- Ну, слава богам, - скрипуче проворчал ворон. – Давай, человек, веди меня скорей к твоей хозяйке.
«Веди», конечно, не в буквальном смысле: все дорогу от кабинета до тронного зала он блаженно проехал, продолжая отогреваться и глазея по сторонам. Замок дышал новизной, словно был отстроен совсем недавно, но колдовство в стенах было, как он и чувствовал с самых границ, очень старым. Занятная у его носильщика - да и у Реймонда - была хозяйка. Диаваль вновь задумался о том, насколько разнились стандарты клериков: Галахад убивался при упоминании магии что твой лемминг по зиме, а его старший товарищ при этом не брезговал служить стихийной колдунье (а именно стихийные колдуны, как утверждал сделанный из телячьей кожи гримуар Малефисент, со своими опасными и часто бесконтрольными силами, являются самыми опасными из всех).
По мнению, Диаваля, организация и структура Ордену только повредила. Нет структуры – нет расколов.
Наконец, четыре длинных коридора и лестничный пролет спустя, двое слуг распахнули перед компанией из фрейлины, стражника и птицы двухстворчатые двери тронного зала. Его холодный серебристо-голубоватый оттенок резко разбавляла ярко-алая, цвета свежей артериальной крови, дорожка, ведущая к трону словно по тонкому льду. С прошлого раза, когда ворон искал по всем королевствам материка жизнь, и вместо нее нашел здесь свалку ледяных скульптур, декор очень сильно изменился.
Королева Эльза сегодня, очевидно, принимала очередных послов или отбывала долг на официальном мероприятии, а потому была одета формально. В том смысле, что блеск камней на ее платье Диаваля буквально ослепил.
Они переливались куда лучше, чем лед на солнце.
- Ваше Величество, прошу простить мне внезапное вторжение, - почти мелодично от вида столь совершенного богатства заговорил ворон, спланировав на дорожку и изобразив поклон куда элегантнее первого. – К сожалению, в этом несчастном облике я не имел возможности заранее дать знать о своем приезде и просить аудиенции по форме. Я прибыл к Вам из Сандиля с известиями от главы Вашей Тайной Канцелярии клерика Реймонда, а также с собственной моей надеждой на Вашу милость…
В соответствии с этикетом (а больше – с осторожностью) он рассчитывал остановиться на почтительном расстоянии, но сияние королевского платья действовало на него как магнит. Клоня черную голову вбок, он сделал неосознанно вороватый шаг, затем еще, и еще.

- О да, благодарю, - вздохнул ворон наполовину с облегчением, наполовину с горестным разочарованием: эти камни были так красивы, и были так близко, а через мгновенье от них не осталось и следа! Как легко все у этих чародеев!
Жест королевы нельзя было расценить иначе, как тактичный и дружественный, и это было… ужасно подозрительно. Диаваль не привык, чтобы к нему относились дружественно те, кто умеет швыряться файерболами (в случае Эльзы – ледяными молниями). Вот Одиль – та была в его зоне комфорта. Галахад тоже – только и услышишь от него, что «заткнись» и «отвали». Хозяйка со своими подружками… ну, вы поняли. Опыт говорил Диавалю, что добры могут быть только деревенские девушки, когда им придет охота развлечься на сеновале, а приветливость королевы-ведьмы может означать лишь то, что она любит вороний паштет и заранее рада сегодняшнему ужину.
Тем не менее, пути назад уже не было.
- Положение в Сандиле неутешительно, - осторожно начал он, стараясь не коситься на единственный оставшийся источник блеска, хрустальный королевский венец. – Насколько мы понимаем, по всей стране просыпается магическая сила, которая спала много веков, и была частью другого королевства, что стояло на месте нынешнего Сандиля. Эта сила враждебна, она поднимает мертвых, отравляет воздух и возвращает все старые проклятья. Я пришел в Сандиль человеком, но едва ступил на плиты старого города, уже снова был птицей, в которую меня когда-то обратила колдунья. Реймонд считает, что пока что Эренделлу опасаться нечего – горы и холод охраняют ваше королевство надежно, - но если ситуацию не взять под контроль, рано или поздно нечисть и нежить может податься даже на север. В настоящее время он выясняет, что послужило причиной пробуждения сил, и как остановить распространение заразы.
Чем дальше Диаваль говорил, тем больше чувствовал себя идиотом. Где он распинается о пробудившейся заразе? Судя по тому, что он видел, пролетая над Эренделлом, здесь эта же зараза пробудилась, потянулась и устроилась пить чай на краю океана с королевой Эренделла во главе. То-то ей наверное сейчас весело его слушать! Может быть, она вестей от главы своей Тайной Полиции ждала только для того, чтобы убедиться, что и остальной Зачарованный Лес начал «припадать к истокам» вместе с ней!
Крошечный на бесконечном кровавом полотне ковровой дорожки, Диаваль взглянул на Эльзу с явственным отчаянием. Крылья его опустились.
- Я прошу Вас о помощи, - упавшим голосом проговорил он. – Клерики больше не могут меня расколдовать, как расколдовали в первый раз. Я не смогу так снова. Я только начал привыкать снова быть человеком. Пожалуйста, помогите мне.
Если бы вороны могли плакать, он бы плакал.

Отредактировано Diaval (2017-09-07 21:41:53)

Если Диаваль и удивился, насколько без оговорок и условий, как нечто само собой разумеющееся, Эльза отдала приказ начинать колдовство, то скоро ему стало не удивления.
Он узнал руны Одиль, потому что почти такой же сигил – по крайней мере, похожий в основных частях – два раза чертили над ним клерики. Песни разные, а алфавит-то одинаковый. Вот только «очищение» Галахада все органы чувств воспринимали как высвобождение из тесной клетки чужой плоти, как будто кто-то взрезал снаружи удушающую сковывающую холстину и дал ему распрямиться и расправить плечи. Ведьма же, кажется, просто грубо тянула из него душу и наживую дергала нитки, которыми его человеческая кожа была пришита к птичьей.
Диаваль, в общем-то, готов был терпеть, если бы это помогло, но со второй, более страстной попытки ощутил, что сейчас его все-таки поджарят. Знаки вспыхнули со всех сторон, шипящие алхимической солью серебра, выедающие глаза жгуче-белесым цветом и не дающие тепла, но подпаливающие перья с характерным едким запахом. Ворон панически забил крыльями, давя в глотке хриплый крик. Легко сказать – не бойтесь!
Сил бояться не осталось, только когда из фосфорного пожара его швырнуло в эпицентр вьюги, завихряющейся ровным цилиндрическим столпом до самого потолка. Мир вокруг стал голубым и острым, как битая скорлупа дроздовых яиц, потом черным и удушливым, как сажистый листопад в Гиблом Лесу, а потом его тела с тошнотворным кульбитом вдруг стало ужасно много, крылья перестали быть балансиром, и ладони без звука впечатались в гладкую холодную плиту пола.
Она была так отполирована, что в нее можно было смотреться как в зеркальную поверхность. Диаваль посмотрелся и увидел изможденное лицо Фицуильяма с острым носом и лихорадочно блестящими глубоко запавшими глазами.
Он сел, содрогнулся всем телом от защипавшего мороза и обнял себя за плечи. Он совершенно не стыдился наготы, даже в присутствии двух женщин – стыд был социальным чувством и еще к нему не вернулся; однако холод пронизывал до костей, заставляя трястись мелкой дрожью и сжиматься, закрываясь руками.
В ответ на вопрос Диаваль поднял голову, по-птичьи клоня ее набок, и посмотрел на королеву Эльзу.
- Вы не назвали свою цену, Ваше Величество, - тихо сказал он, превозмогая дрожь. – У всякой магии есть цена. Так какова будет моя?
Он начал понимать кое-что об этой женщине во время проведения ритуала. Она делала то, чего не делала раньше, и ею явственно двигали интерес и желание проверить свои способности в незнакомой области. Что ж, такой мотив был понятен Диавалю (гораздо более понятен, чем тот же альтруизм) и снимал его подозрения в причастности Эльзы к сандильскому карнавалу, но не снимал вопрос, единственно важный сейчас.
Бывший ворон перестал дрожать: холодовая судорога отступила, уступив место тяжело навалившейся сонности. Засыпать было нельзя – кажется, в таком сне умирали, - и он начал медленно неловко подниматься.