«Потерялась», – такой была первая её мысль.
Ошарашенная и блеклая, щурящаяся на яркий дневной свет и растерянно улыбающаяся, Фея не могла поверить, что Луноликий сделал это с ними. Вернее, сделал вот так. Выкинул в другой мир, как котят.
Фея не злилась, не была даже толком возмущена, просто не могла до конца осознать, что всё случилось так просто. В одно мгновение. 
Да разве ж так можно?
У неё слишком много работы, целая прорва безотлагательных дел, а она сидела на лавочке, сбитая с толку, не понимающая происходящего, не способная уложить в голове целостность окружающего её мира. Сжимающая в ладони брошку тончайшей работы в форме птички-колибри. Изучающая свои руки – ладони были неизменными, приподнимая платье разглядывала щиколотки – ни единого перышка. Непривычно, странно… удивительно?
Она чувствовала себя как-то иначе. Осознавала и не могла до конца постичь перемены, исключая главную, быстро бросившуюся во внимание – невозможность сделать взмах крыльями, чтобы легко, практически невесомо, вспорхнуть. Оборачиваясь себе за спину и ничего там не находя, Фея запустила пальцы в густые волосы. Замерла так, словно в испуге, поджимая губы и затравленно оглядываясь по сторонам. Обычное человеческое тело – это было так… давно. И так забыто, что казалось странным и ненастоящим. Став Хранителем, она едва ли претерпела сильные изменения как, скажем, тот же Кролик, но это было не одно и то же. И так странно стоять на земле, а не парить в воздухе птицей. Зубная Фея практически не помнила себя другой, почти что стерлось из памяти то, какой она когда-то давно (слишком, слишком давно) была, хоть в ней жили её собственный воспоминания, но зов их был тихим и далёким. Она, существующая для того, чтобы люди могли помнить пусть не о самом важном, но зачастую главном, сама практически умудрилась забыть. Парадокс.
«И… и что дальше?» – она впервые не знала, что делать. И рядом не было никого, кто смог бы подсказать, а если и нет, так хотя бы поддержать. 
Потерялась. Вот точно потерялась. Такой она была взъерошенной, испуганной, по летнему лёгкой и растерянной. Притом – совершенно неприспособленной к обычной человеческой жизни.
Застыв так, замерев и окунувшись с головой в многоголосый шум города, как в озеро или реку, Фея не имела представления о том, как ей быть. Мир вокруг казался слишком четким, резким, бросающимся в глаза. Многогранным и ярким, ярче, чем она когда-либо себе представляла. Или просто никогда этого не замечала?
Нет ориентиров, нет якорей, нет ни одной точки опоры. Но есть Город вокруг. И ей не оставалось ничего другого, кроме как довериться ему. Городу, где находилось место волшебству, пусть и в совершенно непривычных пропорциях и количестве. Это как когда идёшь по улице, не имеющей выхода к морю, и вдруг отчётливо слышишь запах океана: запах, который хорошо знаешь, любишь и никогда ни с чем не спутаешь. Или, когда погода налаживается, подчиняясь одному лишь только твоему настроению.
Город, в котором она понятия не имеет где оказалась, но непременно выйдет туда, куда нужно.
Чуть в стороне, по периметру сквера, на одной из лавочек которого засела Фея, мерно текли машины. Где-то высоко над головой шелестел в кронах высоких, начавших по-осеннему желтеть деревьев, ветер. Мимо прошел мальчик лет двенадцати, листает что-то в телефоне и отчаянно зевает в кулак. Он не видит рядом с собой Фею, ему всё равно. Он не может её узнать. Никто, наверное, не сможет…
Кто-то спешит домой, молодая пара уютно шествует об руку, пожилая леди выгуливает таксу.
Фея наблюдала. Впитывала в себя общность, единство с происходящим так, как иные впитывают волшебство и тянутся к чудесам. Всё просто – раньше она бы подобного даже не замечала. Слишком занята, слишком подвижна, совершено не способная остановиться. Потому что – бесконечная «работа», нужно лететь и совершенно некогда смотреть по сторонам. А остановиться и осмотреться оказалось… приятно.
– Нам нужно найти остальных, да? – посмотрев на брошку в своей ладони, женщина не сдержала тяжелого вздоха. Это только звучало просто…

Поднимая голову и сжимая в ладони брошку, она с не меньшим удивлением смотрит на подошедшую к ней девушку и издаёт весьма многозначительное, но ни разу не отвечающие ни на один из вопросов, как своих, так и чужих:
– О…
Новое впечатление – когда с ней в последний раз разговаривали взрослые? В том смысле, что нормальные взрослые, а не выросшие раньше срока дети, коллеги по Хранительскому цеху или те, кому по собственному статусу просто положено видеть фей? Если хорошенько задуматься, то Зубная ответа на этот вопрос не помнила и не находила. По крайней мере так, чтобы он лежал где-то на поверхности. В отличии от того, что с каждой затянувшейся секундой молчания и зрительного контакта она невольно вспоминала – и узнавала – стоявшую перед ней.
Девочку, жившую в башне. Трогательную и златовласую, напуганную рассказами о жестокости внешнего мира там, за каменными стенами, которые она разрисовала от пола до потолка. Девочку, каждое воспоминание которой было ярким, наполненным радостью и не важно от первых подаренных красок и широких размашистых пушистых кистей или запаха книг, где находилось место героям, королям, рыцарям и волшебникам, игрой ли в прятки с единственным по тем временам другом и, конечно же, россыпью далеких теплых огней в бархатном тёмном небе.
Зубная Фея узнала её хотя, казалось бы, это должно быть трудно, и просияла улыбаясь так, как можно улыбаться только давнему, старому другу, которого давно не видел, но очень-очень ждал с ним новой встречи. И охотно и без стеснения поделилась самым главным и простым:
– Мне кажется, что я просто потерялась.
Кажется... скажет тоже – кажется. Да она ни малейшего представления не имеет о том, где оказалась. Знает только общую цель, ради которой все они теперь здесь, но это не отвечало на главный вопрос – почему в таком обличии? Неужели им нужна эта человеческая жизнь для того, чтобы суметь помочь детям?
– И я правда не понимаю, что происходит, – Фея поджимает ненадолго губы, немного хмурится и тут же вставляет поправку, – вернее, знаю, но не имею ни малейшего представления, что мне с этим всем делать.
Подвинувшись на лавочке, Зубная одним лишь движением предложила принцессе рядом с ней присесть, совершенно не смущённая ни своей откровенностью, ни тем что сама она, скорее всего, выглядела больше чудачкой, чем признанной жительницей детских фантазий.
– Я впервые оказалась в чужом городе… ну как бы одна. Я не знаю где искать своих товарищей, не знаю куда мне идти, и… кажется здесь прохладно. Хотя звучит глупо. Конечно же здесь прохладно, осень ведь, но это так... непривычно. В том смысле что я, конечно, видела осень, но так близко – очень давно.
Потому что время года практически не имело значения. Потому что нет разницы – зима на улице или лето, если ты работаешь двадцать четыре на семь, каждый день в году. И потому что нет времени отвлекаться. Да и желания нет, чего уж душой кривить.
– Понимаешь? – с какой-то затаённой надеждой Фея посмотрела на принцессу, не чувствую у себя за душой ни крупицы волшебства, чтобы суметь себе хоть как-то помочь. Так как же ей, такой растерянной и потерянной, помочь детям? Ох, Луноликий…