All magic comes with its price.
У всякого волшебства есть цена, и за возвращение Тёмного, догадаться нетрудно, она непомерна, ведь жизнь — это всё. Как могли Белль и Нил не подумать об этом? И не на такое толкала любовь.
Впрочем, они поступили бы так в любом случае: Румпельштильцхен принёс себя в жертву — стал героем и жить должен был впредь, как герой. Но он умер, и они не могли примириться с тем.
Но страшно представить, какого теперь было Румпелю: не одну сотню лет он потратил на поиски сына, а потом Нил отдал свою жизнь за него — это самая страшная сделка. Знай Белль, что так будет, лучше сама бы взяла ключ от склепа, ведь, в конце-то концов, кто она? Так, конечно, неправильно думать, но девушка всё же винила себя не в последнюю очередь — и в смерти Бейлфайра, и за то, что Зелена взяла кинжал Тёмного.
А между тем, единственное, что она сейчас могла сделать — попытаться помочь канделябру. Люмьер спас ей жизнь, а она не могла просто бросить его в таком состоянии. Тем более, дело не только в её спасении: он ведь, к тому же, уберёг Румпельштильцхена от того, чтоб убить Белль, как приказала ему злая ведьма. Это многого стоит — неоценимо, бесценно.
Словом, говорить было не о чем, и Красавица ни секунды не сомневалась, что подсвечнику нужно помочь, ведь безразличие — оружие страшное. Нередко смертельное, к слову, да и чёрной неблагодарностью было бы.
Но оружием Белль был острый ум, как у других волшебство и мечи — девушка искала истину в книгах. Пальцы скользят по шершавым страницам, и под светом дрожащим Люмьера она читает строку за строкой, за страницей страницу. Она больше молчит, почти не поднимает взгляда.
Не замечает, что канделябр перевёл глаза на кого-то. Реджина — женщина, что держала её взаперти столько лет. Не сказать, что девушка до сих пор зла на неё, но, без сомнения, такое едва ли просто забыть. Но герои прощают злодеев, и Белль тоже хотела простить: Злой королевы ведь больше нет? Слишком сложный, пожалуй, вопрос. Девушка поджала губы и кивнула. Ей жаль. Что же, в действительности, Реджина ведь впрямь изменилась, а значит есть всё же надежда, что и у Румпельштильцхена есть шанс.
Нужно только забрать кинжал у Зелены. Белль вздыхает: так спокойно говорить с той, кто много лет истязал её тяжело, безусловно. И всё же им всем пора пойти дальше: до счастливых финалов им всем далеко, пока ведьма жива, и пока Тёмный ей подчиняется. — Зелена заколдовала Люмьера, чтобы оставить в библиотеке Тёмного замка, когда хотела, чтобы мы смогли вернуть Румпеля, — отрываясь от чтения, девушка смотрит на королеву. — Кинжал был у неё, и она приказала Румелю меня убить, и я не смогла бы спастись, но Люмьер удержал её, а теперь ему помочь хочу я, — Белль прищурилась. Может, в кои-то веки от магии Реджины может быть польза?— Послушай, ты... не знаешь, как можно вернуть ему человеческий облик? — Всё-таки странно, как они говорят сейчас здесь.
Или нет? Когда Белль впервые встретила королеву, та была с ней почти ласкова.
А потом посадила в темницу. Времена изменились и вон сколько пережито: пришло время, должно быть, узнать всех вокруг заново. Во всяком случае, девушке верить хотелось, что искупление для злодеев возможно: они могут исправиться: всё дело в истинной любви, но она ведь даётся судьбою немногим. — Я пытаюсь найти заклинание, — так что пускай девушке было непросто доверять той, кто едва не сжила её со свету, она знала, что сила в прощении — и перед лицом новой опасности.
— Румпель расколдовал бы его, он..., — нередко превращал людей в вещи, — ну, ты знаешь, — не хотелось сейчас вспоминать злодеяния Тёмного, потому что Белль уже знала: не в них вовсе сила его — в доброте и любви.
