ПравилаF.A.Q.СюжетГостеваяВнешностиРоли (сказки)НужныеШаблон анкетыОбъявленияХронологияАльманах
Максимус, Генри Миллс, Пасхальный Кролик, Одиль, Герда, Ханс

10.05.2018 - Север переходит в режим камерки, не закрывается и не прекращает существовать, но берёт творческий отпуск. Помните, зима близко!

jeffersonelsa

Once Upon A Time: The magic of the North

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Once Upon A Time: The magic of the North » Сторибрук » Friends on the other side


Friends on the other side

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Название истории:
Friends on the other side
Герои:
Belle, Jefferson
Время и место сказочного действа:
17 сентября, утро, для верности Джефферсона лучше вытащить прямо из дома, чтобы точно не отмазался. Далее - дом Голдов.
Предисловие:
На следующий день после нападения Голда на Голубую фею и заключения его в камеру в психиатрическом отделении Белль решает обратиться к старому подручному Румпельштильцхена в надежде, что тот сможет пролить какой-то свет на то, что происходит с ее мужем. Старый подручный, к слову, накануне посещал работодателя и после этого позабыл сообщить обществу одну очень немаловажную деталь...

+1

2

Магазин Мо Френча в Сторибруке можно было узнать по душистому аромату цветов, заметному еще с улицы. Эти запахи пропитала каждый угол отцовского дома, к счастью, смягчаясь в жилой части здания. Ее маленькая комната располагалась на втором этаже. В ней запахи уже не били по обонянию дурманящей яркостью, с непривычки вызывающей головную боль, но висели в воздухе нежным флером, вызывая воспоминания о солнечных деньках раннего лета. Было приятно проснуться здесь, сегодня. Несмотря на кошмар, в который стремительно превращалась ее жизнь, ей все же удалось неплохо выспаться. Для качественного сна без сновидений всего-то и понадобилось, что пара таблеток снотворного и глоток виски. Рецепт проверенный еще тем временем, когда нужно было как-то жить в слишком одиноком городе, потерявшем воспоминания о последнем годе своей жизни, как-то засыпать, когда выяснилось, что погибший год назад на ее глазах возлюбленный жив и находится в плену у одержимой злобной ведьмы. Тогда она не могла позволить себе мучиться бессонницей или кошмарами, ей нужна была ясная голова, чтобы перелопатить всю ту гору книг в поисках ответов о целях м методах Зелены обладая жалкими крупицами информации.
А сейчас... сейчас нужно было делать то необходимое, чтобы оставаться на плаву. Даже если не особо понимаешь зачем. Нечто вбитое на подкорку, сборник прочитанного и пережитого, который можно было озаглавить «Темнее всего перед рассветом», «Дождь не может идти вечно» и другими цитатами, напоминающими о неизбежности смены циклов и... да, надежде наверное. У Белль не было надежды, но она еще помнила как действовать, когда она есть, а потому могла заменить ее место упрямством. 
Она не стала залеживаться в постели. Как бы ни была она благодарна отцу за его настойчивость вчера, за то, что ей не пришлось остаться наедине с собой и своими мыслями... там, но она не была готова принимать его жалость, соболезнования, рассуждения о вероломности чудовища, которого он-то всегда видел насквозь, ее слишком большом сердце и общем вреде литературы для неокрепшего женского разума. Мо Френч проявил чудеса стойкости ограничившись всего парой тирад по пути домой, пощадив измотанную дочь, но продолжение было неминуемо. Белль постаралась собраться как можно быстрее и тише, не привлекая внимания к факту своего пробуждения. Надеть на себя красно-черную клетчатую блузку, бежевую юбку, светлое пальто, туфли в тон, и, самый сложный элемент гардероба, - жизнеутверждающий вид. Получилось не очень. Легкий макияж кое-как скрыл следы пережитых потрясений, но выражение лица все равно походило на застывшую маску, а попытки улыбнуться оборачивались жутковатыми гримасами, так что Белль остановилась на более-менее нейтральном варианте. Если действовать достаточно быстро, отец не успеет заметить подвох.
Мо Френч как раз собирал сложный букет для покупателя, когда дочь заглянула в лавку, застав его врасплох. И прежде, чем он успел ее остановить, поспешила куда-то «к друзьям, по срочным вопросам городского значения», быстро поцеловав отца в щеку перед уходом и поблагодарив за заботу.
Оказавшись на улице и немного отойдя от магазина Белль нахмурилась отмечая, что и этого единственного посетителя достаточно для волны слухов о «миссис Голд вернувшейся в отеческий дом» и последующих вопросов и пересудов. Впрочем, это в любом случае было неизбежно после вчерашних событий о причинах которых ей при всем при этом было известно не больше, чем тому покупателю. Хотя отец конечно же снабдит его своей версией о произошедшем.
За более официальной версией событий стоило идти либо к шерифу, либо в монастырь. Но и феи, и Эмма не смогут рассказать о том, что беспокоит ее на самом деле, при этом задав множество встречных вопросов на которые она не готова была отвечать. А то и заручиться ее поддержкой в конфликте, которого она пока даже не понимала.
Что же с тобой происходит, Румпель.
Когда не удается понять происходящее с человеком, а контакт с ним исключен, самое время обратиться к близким людям этого человека. К сожалению, если приложить эту мысль к Румпельштильцхену, то для нее эта мысль была бесполезна, образуя петлю, к тому же грозящую затянуться у нее на шее.
Отношения супруга за редкими исключениями сводились к двум типам - его должникам и немногочисленной группе лиц, которым был должен он. Редкими исключениями были устойчивые деловые связи, ученицы. и - мысли в очередной раз запинаются на мгновение, сопротивляясь четким определениям, уклоняясь от сложной темы  - семья.
Занятая своими мыслями Белль шла по улицам города как будто в произвольном направлении. Как будто - потому что с самого начала было понятно, что при всей ограниченности этого условно-близкого круга и, что очевидно важно в этом вопросе, глубоких познаний в магии - она не станет обсуждать свои тревоги с мэром.
Как будто - потому что во всем этом проклятом городе был только один подходящий человек, который помнил... и был проводником к той девушке, что когда-то мечтала повидать весь мир.
Особняк Джефферсона похож на убежище богатого маньяка-одиночки из городских легенд, и доля правды в этом анекдоте бесцеремонно вытесняет долю шутки. Но внутри дворца, не уступающего размерам дому Реджины и тому... где они жили, уже давненько поселилась маленькая принцесса, разрушившая мрачное проклятье самосозданного тупика одного весьма занятного гражданина, не равнодушного к головным уборам.
Пальцы Белль дрожат, когда она тянется к дверному звонку, сердце часто-часто бьется. Вдруг он увидит, поймет и... что ей тогда делать с этим всем отразившимся в его взгляде? Сжимает пальцы в кулак, зажмуривается и вздыхает, собираясь с духом. А затем нажимает на кнопку звонка.

+1

3

Третий день совместной жизни с Эммой Свон начался со скандала. И, к сожалению, скандал этот был вовсе не из серии «кто оставляет пончики на белом ковре и ставит в холодильник допитый пакет молока». Скорее, это было нечто вроде «стоит мне на пять минут отвлечься на спасение мира, как ты экстерном высылаешь сбрендившего общественно опасного деда моего сына в Страну Чудес». Со всеми вытекающими.
К моменту, когда дверной звонок разорвался трелью, в особняке уже час стояла мертвая, как по меркам Проклятья сшитая тишина. Эмма сказала, что сама завезет детей в школу по дороге в участок, и очень сильно дала по газам, выводя машину за подъездные ворота (это было бы опасно и непедагогично, если бы машина не была желтым жуком). Целуя его на прощание, Грейс тихонько шепнула: ты уж, папа, исправь, что сделал не так, хорошо?
Постараюсь, ответил он честно, но с сомнением. Это был тот редкий случай, когда он действительно ничего такого не сделал.
Оставшись один на один с тишиной, Джефферсон, как обычно, некоторое время был вынужден посвятить борьбе с чувством ирреальности происходящего, которое со дня возвращения дочери настигало его всякий раз, когда он оставался дома без нее. ОКР лучше двух конкурирующих реальностей, сказал себе он, и отправился обычным маршрутом – через холл, где в комоде стояла детская обувь, наверх, в ее комнату, где рисунки и сваленные вперемешку с мальчишескими комиксами книги успокоили его в том, что всё это не игра его воображения в один из бесчисленных дней сурка.
Сегодня он в первый раз добавил к своему списку проверки на реальность Эмму. И хотя в ее существование в его жизни и его доме поверить было еще сложнее (он не позволял отъехавшей тарантайке пудрить ему мозг), Эмма была на редкость убедительна. У нее был талант разбрасывать вещи.
Доведя ритуал до конца, Джефферсон выдохнул, расслабился и вернулся мыслями к установленной истине.
Первая мысль была типичным осознанием человека, скоропалительно и необдуманно нырнувшего в омут отношений. Пусть в этот раз он был чист, существовало множество мелких и несколько крупных (личных, касающихся ее семьи) нелицеприятных вещей, которые Эмме в конечном счете предстояло о нем узнать. Можно было бы утешить себя сравнением с Крюком, который в целом имел тенденцию пытаться ее убить, но будем откровенны: Крюк был одноклеточным типичным пиратом. Джефферсон претендовал на большее.
Он так давно не играл в эти кубики, что был все равно что новичок. Ему просто малодушно не хотелось тратить какой-нибудь перерыв в апокалипсисах на…
Здесь мысли его перетекли в еще менее приятную область. Штильцхен. Перемывая посуду, он несколько раз прокрутил в памяти вчерашний разговор, предшествующий инциденту с Белым Кроликом, и вывод получался неутешительным.
Он по-прежнему считал, что ничего не должен этому городу. Более того, ничто пока не могло разубедить его в том, что девяносто процентов населения здесь - не настоящие картонные человечки, которые вмиг рассыпаются пеплом, стоит только поднести спичку. Однако Ледяное проклятье, закрепляя эффект от эскапады чокнутой Миллс номер два, доказало, что с глаз долой - отнюдь не из сердца вон. То, что он не вмешивался в дела Сторибрука, не значило, что Сторибрук не может вмешаться в его дела. 
То же сейчас было с Голдом. С глаз долой... Джефферсону очень крепко запала в память его вгоняющая в дрожь ласковая откровенность. Румпельштильцхен менялся, и он был очень на них обижен. А значит, он вернется. Чем-то.
Примерно на этом месте Шляпника и заставил дернуться звонок в дверь. Нет, из Страны Чудес так быстро никому не выбраться, мрачно подумал он. Да и не стал бы Темный звонить. Возможно, это был кто-то из образовавшихся родственников, искал Эмму. Или кто-то узнал про рабочий портал, спрятанный совсем нехитро - среди десятков других одинаковых цилиндров на подсвеченном стеллаже. Или сестра Рэтчед, крахмальная акула его сердца, очнувшись, все же что-то вспомнила, хотя он был уверен, что отшиб все возможные воспоминания. Приятных гостей у Джефферсона быть не могло. Он оглянулся, рассматривая вариант тихо уйти через черный ход вглубь леса, но все-таки сделал над собой усилие и пошел открывать.
Это были не Чарминги, и даже не желающие путешествовать между мирами. Это была Белль с неподъемным грузом в глазах: плененная невеста, вдова без кольца, обманутая жена. И вот теперь - еще. Ох, голубка, ну что не так с менее дурными чудовищами?..
- Голубка, - выражение лица, с которым Шляпник вышел встречать непрошеных гостей, смягчилось, а еще через пару секунд стало немного обреченным. - Что, уже знаешь, что я там был?
Он посторонился, жестом пригласив ее внутрь черно-красно-белой утробы особняка. Разговор был не из чайных.

+1

4

В тяжелом выражении лица Шляпника с которым тот открывал дверь можно было прочитать приговор с обвинением во всем, что случилось и случится. Это было бы довольно удобно, подкрепило бы ее худшие мысли, можно было бы предаться самобичеванию, расписаться в своей неполноценности, а значит и предоставить разбираться со всем этим кому-то... полноценному. Сердце ее и правда ёкнуло на мгновение Но ей был знаком этот его вид, и он был связан не с ней. У Джефферсона были свои причины не любить гостей, особенно нежданных. Тем более взгляд мужчины смягчился, когда он увидел, что это всего лишь она. Белль стало стыдно. За своими дурацкими страхами она совсем позабыла об элементарной вежливости и том, что было бы неплохо думать и о других тоже.
- Прости, стоило предупредить тебя о визите заранее, - как обычно, о таких преимуществах Сторибрука как сотовая связь, она вспомнила слишком поздно. - Я в последнее время сама не своя, - лучше и не скажешь. Виноватую улыбку, которая могла бы сгладить самодиагноз, выдавить не удалось, вместо этого получилось почти предупреждение. Ей ужасно хотелось обнять старого знакомого, но было слишком страшно потерять самообладание, а вешать неподъемную функцию опоры на друга было бы нечестно. Особенно - на Джефферсона, чья собственная опора временами походила на карточный домик. Поэтому Белль с неопределенным видом кивнула в ответ на молчаливое приглашение, заодно как будто отвечая на заданный вопрос, и прошла внутрь.
От ее внимания не ускользнула обреченность, сопровождавшая вопрос, и пока она снимала верхнюю одежду в прихожей было время подумать, что он имел ввиду. К сожалению, учитывая род деятельности Джефферсона воображение вырисовывало слишком много вариантов "там". Даже с учетом его нежелания быть причастному к этому "там" и высокой вероятности, что "там" связано с последними событиями. В одной из современных сказок этого мира, что здесь называли "фантастикой", было наглядно показано как нужно было действовать в такой ситуации. Белль эта история невольно запала в душу, поскольку начиналась она с того, что герой повествования осознавал себе в больнице с амнезией - о которой, впрочем, не подозревали все те, кто выходил с ним на связь. Но в отличии от нее в аналогичной ситуации, герой не мешал людям верить в то, что он помнит свою жизнь, и таким образом узнавал настоящую информацию о прошлом, а не удобные для других версии. Так что, если Джефферсон верит, что она уже "все знает", то...
- Нет, не знаю. Честно говоря, даже не представляю о чем ты говоришь.
Дом был все также нуарен, но кое-что поменялось. Помимо следов присутствия Грейс. Белль даже запнулась следуя по уже знакомому ей пути на кухню, когда заметила раскиданные по гостиной детали явно женского гардероба. И даже при всей сумасбродности ее приятеля, они едва ли принадлежали ему, а это значит, что Джефферсон все же решился сделать новый шаг навстречу жизни. Его важность сложно было переоценить. Когда к Белль вернулась память, ее ужаснул контраст между запомнившимся ей щеголеватым, искрящимся остроумием, ярким путешественником между мирами наплевательски относящимся к опасностям всех миров - и угрюмым невротиком, решившим заживо сгноить себя из-за страха разрушить жизнь дочери. К счастью, теперь Шляпник был куда как ближе к тому первому и благодарить за это стоило Грейс... и пока неизвестную ей леди. Впервые за последние дни ее лицо осветила улыбка, настоящая и искренняя, и словно лучиком солнца замаячил призрак чего-то похожего на надежду и перемены к лучшему. Правда, быстро погас вместе с улыбкой, стоило ей переступить порог кухни и вернуться мыслями к тому  из-за чего она сюда пришла.
- Хотя есть у меня одно подозрение. Это связано с Румпельштильцхеном?

+1

5

Когда Белль нашла его в первый раз, Джефферсон не был рад. Она знала его до смерти Мэри-Энн, и разговор с ней добавлял к двум реальностям в его голове еще одну, давно оставленную в прошлом третью. Это было слишком много, и от их шума он сам себя почти не слышал. Он сообщил, что завидовал ей с тех самых пор, как узнал о Джейн Доу в одиночной палате психиатрического отделения, что тьма беспамятства была его вожделенной мечтой все эти переваривающиеся и начинающиеся заново годы... Словом, он был живой классикой имени самого себя. Ему не хотелось выслушивать справедливые упреки в том, что он освободил ее только для того, чтобы использовать против Реджины. Ему не хотелось поднимать и вспоминать еще одну свою потерянную жизнь.
Но ему пришлось вспомнить - просто потому, что, пройдя через столько клеток, Белль в главном осталась собой: девушкой, о чью неизмеримую доброту когда-то... не то чтобы разбилась его прожженная циничность, но однозначно зацепился отцовский инстинкт. Чем-то она с самого начала напоминала ему Грейс, и его отношение к ней было в своеобразной шляпниковской манере очень нежным.
Таким оно и осталось, несмотря на весь груз того, что случилось со времени их последней встречи в Темном Замке. Джефферсон наотрез отказался восстанавливать отношения со второй половиной этой в высшей степени дисгармоничной пары – к дорогому Штильцхену он не собирался больше никогда приближаться и на пушечный выстрел – но Белль стала для него одним из немногих настоящих людей в мертвом городе.
Если она еще не знала, то это значило, что ему предстоит не просто объясняться, а сообщать дурные вести. На это Джефферсон не рассчитывал. 
Когда Белль запнулась в гостиной, он проследил направление ее взгляда (его раскрытая косметичка Эммы на крышке рояля тоже привела в недоумение), и встретившись с ней глазами, только молча изобразил вычурно-неопределенный жест рукой и скорчил физиономию: потом расскажу. При других обстоятельствах встречи он поделился бы сразу (не факт, что сдержав нервный смешок) - смотри, у меня вроде как есть живая настоящая женщина. Но теперь время было неудачным.
 - По практике, в современной истории вообще мало что обходится без Румпельштильцхена, - мрачно хмыкнул Шляпник в ответ на догадку. - Присядь.
Не придумав ничего лучше, он извлек из стенного шкафа початую бутылку Макаллана, к которой уже прикладывался позавчера, принимая судьбоносное решение остаться в Сторибруке. Не очень женское и не очень утреннее, но что поделать.
 - Вчера вечером я пошел в больницу поговорить с ним, - плеснув в стаканы на два пальца, начал он. - Честно говоря, мне казалось, что это его вчерашнее выступление случилось по-прежнему... из-за Белфайра, - по его мнению, смерть ребенка могла послужить причиной чему угодно. Если верить словам Голда, Бей действительно был причастен и здесь, однако все его вчерашние слова стоило поделить на два, прежде чем поверить хоть одному из них. И уж точно Шляпник не собирался выкладывать голубке подробности штильцхеновой теории про любовь прямо сейчас. - Но он рассказал мне новую историю про старое проклятье. Что когда-то давным-давно, еще до Голубой, он повздорил с какой-то феей, и теперь насланная ей порча вошла в финальную стадию. Он не сказал, что именно с ним произойдет, но дал понять, что это не просто смерть. Пытался уговорить меня выпустить его, рвался искать ту фею. Ты бы видела его лицо, когда я отказался, - Джефферсон невольно передернулся, потом вздохнул. - В общем, потом имел место портал из Страны Чудес. Чертов Белый Кролик спутал меня с Алисой и едва не уволок в эту дыру. Румпель воспользовался возможностью. Он ушел, Белль, но я бы не переживал о том, что он не вернется. Я бы переживал о том, каким он вернется.

+1

6

Конечно, связано. Белль скрепя сердце садится за стол. Ей не хочется этого делать, это "присядь" следующее за подтверждением ее догадки не звучит дружелюбным приглашением к долгой беседе, нет, это звучит обещанием тяжелых новостей. С растущим беспокойством наблюдает за тем, как Джефферсон достает из шкафа отнюдь не чай, но бутылку виски - ей приходится напомнить себе, что именно за информацией она сюда и пришла. Что ей необходимо разобраться в происходящем. Но атрибуты предстоящего разговора все равно пугают, в особенности подозрением, что это он не ее так готовит к тому, что будет произнесено. А себя. Белль невольно выпрямляет спину, кладет сцепленные в замок руки на стол, настороженная и собранная - ни дать, ни взять, стойкий оловянный солдатик готовый встречать волну, грозящую смыть его в бездну.
И не зря. Шляпник выкладывает все сразу, не дробя на порции, не дожидаясь ее реакции и вопросов. Впрочем, Белль и не пытается его перебить, не позволяя этого даже в мыслях, чтобы не упустить ничего из сказанного. После того как мужчина договорил в помещении на некоторое время воцаряется тишина.
- П-проклятье? - она недоверчиво косится на Шляпника, словно это могло оказаться его на редкость дурацкой шуткой. - То есть..., - она хмурится, слов явно не хватает, и руки пытаются помочь своей хозяйке передать мысль и эмоции, но сдавшись приземляются обратно на стол, - еще одно.
Последняя фраза звучит слишком обреченно. У нее больше не оставалось иллюзий о силе Темного проклятья и ее неспособности с ним бороться - ни за любимого, ни даже за себя. Она поспешно отводит глаза, чтобы друг не успел заметить затопившее их отчаяние. Взгляд утыкается в стакан с виски.
- Я надеялась, что ты поможешь понять почему он набросился на Голубую, - Белль склоняет голову набок и немного подается вперед упрямо изучая стакан перед собой. Тот предсказуемо остается стаканом с виски, от смены угла обзора в нем ровным счетом ничего не меняется. - Почему он, - недоговаривая что именно перескакивает к следующей мысли, - вдруг с ним такое уже случалось. В прошлом.
В прошлом. С ним случалось. Такое. Пальцы сжимаются в кулаки. И неохотно выпрямляются. Белль не понимает, что с ней не так. Ее бесит собственное косноязычие и отказ называть вещи своими именами. Даже теперь.
- В Зачарованном Лесу ходило много россказней про ужасные деяния Темного мага. Румпельштильцхена устраивала такая репутация, а люди любят страшные и эффектные истории. Не удивлюсь, если большую часть из них он же сам и распускал. Но, конечно, не бывает дыма без огня. Я пытаюсь сказать... Я знаю, что мой муж - не ангел. Совсем.
Она, наконец, берет стакан в руку, склоняется над ним, но не пьет, а все еще продолжает гипнотизировать.
- Но он и не безумный монстр.
Он умный монстр. Ее попытки продраться к смыслу были похожи на прогулку через густые и колючие заросли.
- Его действия подчинены разуму, преследующему свою цель. Даже те, что на первый взгляд кажутся случайной прихотью - и он весьма аккуратен в их выборе. Не в его правилах устраивать резню, что ополчит против него людей, даже если стены Темного Замка неприступны, а он - бессмертен. Выражаясь языком этого мира - это вредит бизнесу.
И человечности. Теперь Белль не нужно было слепо верить - она знала, что это условие присутствует в уравнении. Присутствовало, по крайней мере.
- В Сторибруке от людей отделяют уже не горы, леса и крепость, а в лучшем случае пара кварталов. Его все еще боятся - но и признают заслуги перед городом, по-настоящему уважают. Он столько сил вкладывает в "мистера Голда" - и тут, вдруг, светопредставление на главной площади со злым чудовищем против доброй матери-настоятельницы.
Разговор безнадежно уходит от конструктивности, ведь Джефферсон уже все объяснил, но слова продолжают выходить, а Белль не находит в себе силы - и желания - их остановить.
- Я спрашивала у себя почему так случилось. Почему ему до такой степени стало наплевать на последствия. И - знаешь - я тоже решила, что это из-за смерти Нила. Бей был той единственной целью и смыслом, что давала Румпелю силы не сломаться под проклятьем, силы до последнего сохранять в себе человека - ему нужно было остаться им для встречи с сыном. Теперь Нила нет.
На ровной глади жидкости загадочным образом появляется круг, разбегающийся к граненым стенкам, но девушка слишком поглощена своим путем через колючие кустарники, чтобы обратить внимание на щекотное ощущение от скатившейся по щеке слезы.
- Я знала, как много он для него значил, но верила. Правда верила, всем сердцем. Что он сможет. Что мы сможем. Он ведь обещал! - жалобный всхлип, взывающий к чему-то, к кому-то. Не к собеседнику, ни даже к тому, кто обещал. Белль делает несколько судорожных вдохов-выдохов, будто утопающий, поднимает взгляд на Джефферсона - и берет себя в руки, продолжая уже ровным тоном - по крайней мере ей кажется, что он ровный. - Он поклялся мне на свадьбе - и поклялся ему на его могиле. И я верила. Румпельштильцхен ведь не нарушает своих сделок. Думала, что наших чувств хватит, чтобы поддержать Румпеля - может быть, со временем... даже залечить страшную рану в его сердце. Но я ошиблась в главном. Сами "наши чувства" с его стороны не были самостоятельными, они держались на фундаменте, заложенным Нилом, - теперь голос действительно стал бесцветным, - Я помогала ему сохранять человека в чудовище, но человек тот нужен был пока был жив Белфайер. Как и я. Не могу его за это винить. В борьбе с внутренней тьмой все средства кажутся оправданными - я... теперь знаю. Мне хватило и трети часа наедине с тьмой, чтобы позабыть про человечность, он - живет с ней веками. И ведь, кажется, и правда пытался. Мне только жаль что, - она не договаривает про то, что ее самой оказалось слишком мало. Внезапно вспоминает о том, что вообще-то не хотела нагружать Джефферсона, который точно ни в чем не виноват - и у которого, теперь ей это известно наверняка, и собственной головной боли в избытке. Краснеет. Переводит взгляд обратно на стакан и замечает падающие капли. Виски со слезами - старое новое слово в коктейлях. Лейси бы удавилась. Вот только... неправда это, что ей не хотелось. Хотелось - и еще как. Ей нужно было выговориться, а кто там в чем виноват - вопрос никак к этому не относящийся.
- Прости, Джефф. Я совру, если скажу, что не хотела вываливать все это на твою голову. Я просто не могла так больше. Мне не ответ на "почему" был нужен, я его знала, хоть и не хотела признавать. Но... вдруг, ты бы подсказал, что делать. Как можно вернуть смысл жизни, ушедший вместе с сыном.  Я - не знаю. И не верю, что способна.
Белль  опустошает стакан залпом и вытирает глаза, возвращаясь к реальности и началу диалога.
- И тут ты говоришь, что все дело в жутком проклятии феи, которое вот-вот обернется чем-то более страшным, чем смерть. Я не знаю, что и думать, хотя это многое объясняет - и тот ночной крик, и отчаянное поведение, если он пытался добиться от Голубой ответа, который может стоить ему жизни. А я... ему в этом помешала, - Белль сузила глаза, новое обстоятельство не изменило ее выводов, скорее дополнило, вернее радикально усугубило картину-в-общем. - Как и ты. Это было очень храбро с твоей стороны, - восхищение в ее голосе было вполне искренним, а вот охватившей ее сильной тревоги она постаралась не выдать. - Я не знала, что феи способны проклинать, это ведь темная магия. А если и способны - их, должно быть, немедленно изгоняют. Не представляю, что Румпельштильцхен сделал той фее, если отчаяние сподвигло ее на такое... но, сомневаюсь, что она переменит решение даже под угрозой смерти. И если за столько лет ему не удалось самостоятельно снять проклятье, - Белль становится ужасно холодно при одной попытке представить от какого видения ее супруг мог заходиться в страшном крике и что может быть хуже, чем "просто смерть" - Все очень. Очень. Очень плохо. Он говорил что-нибудь еще? Я попытаюсь отыскать что-нибудь в библиотеке, но мне нужны подробности... или, -  глаза широко распахиваются, когда неочевидно-очевидная идея посещает ее голову. - он не мог не искать решение. Возможно, сохранились рабочие записи или что-нибудь в этом роде.
Это было моветоном, конечно. Негласным - со времени четких распоряжений в Темном замке, они никогда еще прямо не обсуждали эту тему, да и не нужно было - само собой подразумевалось, что личные вещи мага на то и личные, чтобы не копаться в них без разрешения. И не потому, что это могло быть смертельно опасно, хотя могло. Справедливости ради, ситуации соблазна и появлялись-то редко, Румпельштильцхен умел прятать секреты от любых глаз. Но даже когда она считала его погибшим - особенно тогда - ей не приходило в голову рыться в его лаборатории. - Нет-нет, это плохая идея,

+1

7

Джефферсон усилием заставил себя не уткнуться в стакан и не остаться там до конца исповеди и еще немного дольше. Он правда жалел, что Белль рассказывала все это ему, а не кому-то, кто умел поддерживать и не упивался собственной депрессией тридцать лет подряд. Даже Эмма, и та в последний спасительский семестр навострилась утешать людей лучше него...
Нет. Правда была в том, что у него все еще сохранилась способность стройно молоть языком, но молоть глупости голубке ему не хотелось.
Перегнувшись через стол, он накрыл ладонью ее влажную от вытертых слез руку.
- Белль, ты знаешь, какой из меня специалист по отношениям. Я не буду говорить, что все ваши проблемы объясняются очередным проклятьем, потому что понятно, что это не так. Но я скажу, что ты не права: Румпельштильцхен не использовал тебя, чтобы остаться человеком до встречи с сыном. Некрасиво прозвучит, но если бы он не любил тебя, тебя бы вовсе не было в его гипотетическом будущем с сыном.
Голд вчера сказал, что Белль разлюбила или не любила его вовсе. Белль сейчас обронила формулировку про несамостоятельность его чувств. Шляпник считал, что идиоты они оба, а он - так себе семейный психолог. Он желал Белль добра, и в какую-то секунду ему хотелось сказать - ты и без того натерпелась, отпусти всё это, если сможешь. Но он посмотрел на нее и понял, что отпустить всё это - для нее значит выпустить соломинку, за которую она продолжает отчаянно цепляться, чтобы оставаться на плаву. Ему была знаком этот способ выживания.
И чисто эгоистические причины исподволь поддакивали: только она в конечном счете может решить проблему и предотвратить новый апокалипсис. Не ты же, дорогой Джефферсон, будешь целоваться с феей, наложившей проклятье, чтобы она вернула душку Темного без ритуальных татуировок на лице.
- Я не знаю насчет счастливых финалов, - сказал он честно, - но знаю, что некоторые проклятья не снимаются в одну минуту или один год. Это что-то вроде... ну да, семейной жизни. Если Румпель поклялся тебе на могиле сына, значит, он действительно хотел продолжать… Но сейчас ты права, все очень плохо.
Что еще говорил Штильцхен? Да, лучше бы вспомнить что-то полезное. Белль совершенно незаслуженно – и откуда ей это только в голову взбрело - считала его человеком, способным на храбрость, но он, как, собственно, и ее непутевый благоверный, был человеком, способным лишь кинуться из угла, куда его зажали. Ну, или вертеться, чтобы не оказаться в этом углу.
- Согласен, перед тем, как пойти к Голубой, он должен был испробовать все остальные известные средства, - Джефферсон задумчиво выпрямился. – Не уверен насчет записей, но он упоминал, что заглядывал в свое будущее – увиденное там как раз и напугало его до крика. Думаю, если есть какие-то следы, то они у вас дома.
Искать секреты дома у Темного Мага… Пожалуй, ему нужно было еще выпить, потому что в трезвой памяти он не пошел бы на такое дело ни за что, и его причины, в отличие от причин Белль, были абсолютно практическими и диктовались инстинктом самосохранения.
Решить задачку с вековым проклятьем в жилище сдвинутого на безопасности параноика, желательно, без заминок, потому что надо поспеть к окончанию школьных уроков. Опционально – еще успеть завезти Эмме примирительные пончики. Курам на смех. Каждый раз, когда он заявляет, что «больше этим не занимается»…
Он еще раз взглянул на Белль. Потом энергично встал, вытащил из квадратной пачки у плиты салфетку, протянул ей. Свободной рукой плеснул из бутылки в опустевший стакан.
- Держи, высморкайся. И глотни еще. Знаешь, голубка, идея действительно плохая. Но, с другой стороны, - встретившись с ней глазами, Шляпник вдруг совсем как раньше, легкомысленно и весело подмигнул, - разве я когда-нибудь втягивал тебя во что-то хорошее?

+1

8

«- Понимаешь, в темноте все кажется страшнее, чем на самом деле» (с) маленькие тролли и большое наводнение

Странно так. До этого разговора она как будто шла по тонкому льду, так осторожно выбирая слова - так осторожно выбирая мысли, чтобы ненароком не пробить хрупкую опору, не оказаться снова с головой в ледяной и темной бездне. Из которой не будет выхода, из которой некому ее вытащить. Так боялась.
И вот - та страшная волна накрыла ее с головой... а затем схлынула. А она все еще была здесь, все еще - она, что бы это ни значило. Дышит, волнуется, строит планы. Действительно была готова сорваться с места и бежать в библиотеку... Место, которому она предпочла дом мужа даже тогда, когда предпочла бы оказаться где угодно еще. Место, которому она предпочла дом отца, когда нуждалась в одиночестве и тишине. Место, которое было ее настоящим домом, ее убежищем, но ставшее молчаливым свидетелем победы внутренней тьмы. Место, которого она избегала как чумного боясь встретиться с этой частью себя снова.
Кажется... теперь можно было вернуться. Но позже.
- Ни-ког-да, -  губы сами собой разъезжаются в счастливой улыбке, такой широкой, что мышцы едва не сводит. - Спасибо, - Белль берет салфетку, начинает разворачивать ее, но затем в душевном порыве поднимается и крепко-крепко обнимает Джефферсона. - Спасибо... друг.
Этот секрет слишком прост - на его объяснение не хватило бы и увесистого тома. Не в словах было дело - она не сомневалась в том, что Румпельштильцхен ее любил раньше, но в том, сохранилась ли в нем сама способность любить и теперь. Не обладал друг и иным рецептом от боли невосполнимой утраты, кроме известного: времени и любви, и снова времени. Но он ее выслушал. Позволил разделить с ним боль. Позволил быть собой. Не обвинил, не разочаровался - да что там, он вовсе проигнорировал ту часть в которой она расписалась в своей никчемности, не придав этому никакого значения - и каким-то волшебным образом эти злые слова потеряли свою власть и над ней, разбившись об его спокойную... уверенность? Принятие? Понимание? Поддержку? Все это вместе. Чудак-человек, должно быть, как всегда отмахнулся, мол какой из него храбрец - а после решился «вовлечь» ее в дело, в котором другие, не задумываясь, кинули бы ее в одиночку на амбразуру - при этом понимая риски куда как лучше всех этих других.
Свой кошмар Румпельштильцхен увидел в будущем, хуже и быть не могло - устрашающий своей неизвестностью результат проклятия приобрел еще и свойство неотвратимости - пророчества мужа сбывались всегда, так или иначе. Но - странное дело - не безнадежности. Бездна осталась бездной, но задорно подмигивающий Шляпник ловким движением рук превратил ее из Рока в Приключение.
Или у Белль просто атрофировался инстинкт самосохранения за бесполезностью в переизбытке плохих новостей. Все одно - вместе веселее и не так страшно.

Через пару стаканов для нее - и чуть большим их количеством для Джефферсона, пока Белль приводила себя в порядок в ванной, - они выдвинулись в путь.

Особняк Голдов выглядел как обычно, за прошедший день в нем ничего не поменялось, кроме отсутствия части вещей, что она забрала с собой. Но для Белль дом выглядел удручающе-покинутым, безмолвно упрекающий хозяев в том, что его бросили. Сердце неприятно сжалось. Румпель сейчас был один, где-то там в других мирах, наедине со всем своим отчаянием и злостью, уверенный в том, что его все предали.
-Чтож, - Белль провернула ключ в замке, открыла дверь, обернулась на Шляпника и невесело усмехнулась. - Добро пожаловать к нам домой.

Отредактировано Belle (2016-11-02 06:06:21)

+1

9

- Здравствуй, дом Голдов, - машинально изобразив полупоклон, откликнулся на приглашение Джефферсон.
Он разговаривал с нарочито пряничным вересковым особняком не потому, что был пьян вдрабадан (он был пьян лишь в половину драбадана), и даже не потому, что принес из Страны Чудес привычку здороваться со всеми неодушевленными предметами на своем пути (он не принес, потому что в Стране Чудес в основном кричал всем убираться). Дело в том, что по роду деятельности Шляпнику часто приходилось бывать там, где его не ждали, и лезть куда не просили, и выжил он по большей части потому, что не пренебрегал малыми неписаными законами. Он никогда не забывал оставить подношение болотнику, рассказать свежую байку сторожевому дольмену или расположить к себе призраков проклятого замка, еще с детских разговоров с Чеширом усвоив: потусторонним и прочим магическим сущностям угодить не так уж и сложно. Немного внимания и немного уважения – и вуаля, на твоей стороне поддержка местных домашних божеств, дающая сразу плюс десять к удаче.
Однако здесь, исполняя ритуал, он не тешил себя надеждами. Когда-то у него был исключительный личный пропуск на территорию Темной Долины и в Темный Замок, позволяющий заходить в гости даже в отсутствие хозяина, но после его отставки лицензию скорее всего аннулировали, и уж точно не перенесли с собой в Сторибрук. К тому же, охранные заклятья на то и охранные, чтобы не флиртовать с гостями, а крыть их всех по площади.
Джефферсон глубоко вздохнул и переступил через порог в полумрак холла. Утренний свет, льющийся через выложенную разноцветным стеклом дверь, кидал вслед россыпи горящих на паркете самоцветов.
Через плечо у него был перекинут ремень новой, в точности повторяющей старую, шляпной коробки. Пока Белль прихорашивалась, он напряженно раздумывал, стоит ли брать на этот сеанс копания в грязном белье портал. Ему не хотелось. После трех десятков лет одержимости Шляпой он обнаружил у себя предубеждение против того, чтобы лишний раз брать ее в руки, стоило ей вновь появиться в его жизни. Да, он успел протестировать ее в деле и остаться более или менее довольным результатом, но… к чему это его возвращало? Колдунам Сторибрука святой сверчок Джимини диагностировал магическую наркоманию; если бы Джефферсон после всего пережитого взялся бы за старое, то ему скорее можно было бы диагностировать олигофрению.
Шляпа, тем не менее, все же сейчас была с ним. Дом Темного требовал дополнительного козыря вдобавок к подобросшей паутиной сноровке портальщика.
- Эмма сшила, - еще дома объяснил он в ответ на вопросительный взгляд Белль. – Только никому не говори.
Бесполезная просьба. Голубка сломается на первом же страдальческом страдальце, она так и не сумела отрастить достаточное для нормальной жизнедеятельности количество душевной черствости. 

Проследив, как Белль кладет ключи на этажерку у входа, он переглянулся с ней. После пролитых слез и выпущенных в воздух самообвинений она смотрелась молодцом, а он порядочно набрался, но и то, и другое не могло до конца притупить ощущение, что они не хозяйка дома и старый «друг семьи», а пара воров. Румпельштильцхен очень хорошо умел внушить чувство уважения личной собственности.
- Не думаю, что стоит тратить время на кабинет, там никто ничего не хранит, - практически у всех колдунов, с кем доводилось работать Шляпнику, была привычка отстраивать тайные логовища, тайники и прочие нычки. Взять хоть Реджину с ее склепом. И мать ее… - Скажи, а где у вас стоит прялка? – прялка, прялочка, моя прелесть, сентиментально подпела та половина, что была вдрабадан. – И еще. Когда он кричал – откуда был крик?

+1

10

+ Прялка? - с явным скепсисом уточнила Белль, пытаясь проследить направление его мысли. - О, так это все был хитроумный план с целью личного обогащения. Едва не провел, - фраза закончилась смешком. В ее понимании, ключевая сложность их предприятия, помимо неизвестных защитных заклинаний, заключалась в классической загадке "найди то, не знаю что", но Джефферсона это, кажется, ничуть не смущало - сразу было видно профессионала. Она еще раз порадовалась его обществу, поскольку ее собственные мысли предательски разбежались, стоило ей переступить через порог, но друг мастерски перекрыл дорогу дезертирам и направил их в нужное русло. - Прялка в подвале, именно там находится его лаборатория. Думаешь, стоит начать оттуда? - о лаборатории Белль думала с самого начала: даже если никаких записей не существовало, то все равно оставался шанс найти то, над чем он работал - и через это, от противного, попытаться понять как действовало проклятье. Шанс был совсем небольшой - Румпельштильцхен отличался крайней аккуратностью, особенно в магической работе. Но - и на фей  на городской площади он прежде не нападал. И так как он явно спешил, то, возможно, времени на наведение идеального порядка не оставалось.
- Крик, - Белль нахмурилась, пытаясь припомнить. - Так сразу не скажу. Я была настолько измотана после всего, что случилось накануне той ночи, что и это меня толком не разбудило, - а еще крик при всей его чудовищности, не выбивался из полотна сновидений, накрывшего ее по итогам дня, но об этом она не собиралась рассказывать. -  Кажется, откуда-то сбоку - не с нижнего этажа. Я поднимусь в спальню, может удастся вспомнить точнее...
Она все еще не понимала к чему клонит Джефферсон. Он как-то увязал в одной фразе пророческое видение мужа и следы, которые, возможно, остались в доме, но причинно-следственная связь от девушки ускользала. Для пророчеств вроде бы не требовалось никаких дополнительных условий и приспособлений, кроме самого дара и его обладателя. Однако она целиком доверяла чутью друга, и если тот считал эту информацию важной - значит так оно и было.

+1

11

- Еще бы, - подпел Джефферсон, - в доме, кажется, образовалось два лишних рта, а банковский счет имени госпожи Миллс больше не резиновый. Нужно больше золота. Слушай, как мы поступим: я спущусь в подвал и проверю лабораторию, а ты поднимешься в спальню и попробуешь вспомнить источник звука. Штильцхен никогда при мне не заглядывал в будущее, но упоминал, что для этого нужна особая атмосфера, дорогуша. Без понятия, что это значит, но... Ну, разошлись. Только смотри, чур больше без слез.
Честно сказать, он не сильно надеялся на данж: слишком просто для Сторибрука, где каждый может обидеть простого ростовщика. С другой стороны, вчера мистер Голд набросился на мать-настоятельницу при всем честном народе, поэтому кто знает? Может быть, весь подвал был усеян записками сумасшедшего...
Но нет, подвал не был. Из половинчатых окон под потолком в помещение просачивался утренний свет, прялка стояла на своем положенном постаменте, и алхимический верстак тоже выглядел так, словно не покидал Темного Замка. Склянки были перемыты и располагались в образцовом порядке. Шляпник вспомнил, что Дэвид проверял кадиллак и нашел там походный алхимический набор, так что если Румпельштильцхен и варил что-то накануне, то не здесь. Может быть, на машину стоило бы взглянуть повнимательнее...
Он задумчиво дотронулся до деревянного колеса.

Штильцхен так и не пришел к нему на свадьбу. У Джефферсона почему-то сложилось стойкое впечатление, что он все-таки появился, постоял немного за каким-нибудь деревом, а потом исчез восвояси. Неудивительно. Темный мог скакать и сыпать шуточками наедине с любыми королями современности, но представить его душой компании было сложно даже без учета того факта, что он был самым страшным колдуном окрестных земель. И даже с учетом того факта, каким лохматым разномастным сбродом была компания, присутствующая на этом в высшей степени не историческом событии. На следующий день среди подарков нашлась коробка, адресованная Мэри-Энн. В ней лежало длинное платье, полностью сотканное из золотой пряжи. Царский подарок, хватило бы на безбедную жизнь, если уж совсем не бросаться деньгами на ветер. Возможно, так бес давал ему возможность оставить всё и жить оседло и мирно. Вместе с тем, он не дал бы ее, если бы не был уверен, что жить оседло и мирно шляпных дел мастер не станет.

Он прошелся вдоль стен, наугад ощупав выступы в кладке. На лице у него застыла страдальческая гримаса. Когда-то у него было кольцо с рубином, обнаруживающим тайники и любые скрытые вещи. Он умудрился не продать его до самого конца, а потом сделал бездарную и бесполезную попытался подкупить им стражу Ее Червонного Величества. Впрочем, тогда ему было все равно. Теперь же приходилось рассчитывать только на свои природные подржавевшие навыки.
Ничего похожего на скрытые двери, рычаги или покалывающее пальцы полотно иллюзии не обнаружилось. Единственная оставленная на рабочем столе книга была посвящена не фейским проклятьям, способным переплюнуть Темное по темноте, а всего лишь экстрактам, которые возможно извлечь из разложившихся трупов. Джефферсон переглянулся с фотографией Нила Кэссиди в простой деревянной рамке.
- И не думай, я не ради твоего отца это делаю, - сказал он, хотя Бей не спрашивал.
Ну, дайте хоть что-нибудь. Должна же быть какая-то лакмусовая бумажка, по которой Голд диагностировал себе четвертую стадию. Почернел любимый канделябр? Зачастили ходики? Кукушка пропела соловьем?
- Голубка! – заорал он, выбираясь обратно в холл. – Скажи, что у тебя что-нибудь лучше моего нуля? Исчезнувшая комната? Запретное крыло?

+1

12

Ах, вот оно что.
Два лишних рта в доме, Эмма внезапно обнаружившая талант к пошиву магических порталов - и Шляпник не сбежавший в обнимку с Грейс куда подальше имея под рукой запасной выход из обреченного города. Мозаика складывалась, но получившийся узор вызывал в Белль смешанные чувства, среди которых тревоги было больше, чем всего остального, но сейчас было не самое подходящее время для размышлений об этом.
- Хорошо. Крикни, если что-нибудь обнаружишь... или понадобится моя помощь.
Она слегка усмехнулась на словах об особой атмосфере и дорогуше - так метко Джефферсон передразнил излюбленную манеру мага нагонять туман уходя от ответов. Задумываться об этом не стоило. Если в словах и был смысл, то осознанно был запрятан Румпелем слишком глубоко, чтобы отвлечь внимание от вопроса на разгадывание шарады.
- Вот насчет слез ничего не обещаю.
Это было сказано тихо и уже в удаляющуюся спину Джефферсона, скорее для себя, чем для друга.
Хотя рыдать в подушку не входило в ее планы - после всех утренних откровений и обрушившихся новостей Белль чувствовала себя на удивление устойчиво и почти уверенно, мобилизовав все имеющиеся силы для дела - но в динамике последних дней ни от чего не зарекалась.
По пути к лестнице она не удержалась от того, чтобы взглянуть на залитую дневным светом гостиную через открытую дверь - и взгляд ее зацепился за фикус, укоризненно стоявший в своем углу. Остановилась. Мысленно извинилась перед Джефферсоном и побежала за водой для полива, стремясь обернуться как можно скорее. Декоративное деревце они завели по ее просьбе, оно запало в душу сказкой, что ей читала Алиса в больнице. Уже после выяснилось, что растение весьма капризно и требует особого ухода. А еще любит покой и не терпит перемен.
Увлажнив почву и обрызгав листву Белль еще раз осмотрела фикус, отметила несколько упавших листьев, поджала губы и вздохнула. Надо будет перевезти его к отцу - вот только... только там он и останется в этом случае. Часть ее все еще сопротивлялась необратимым решениям, все еще цеплялась за символы прошлого. Она устало провела ладонью по лицу. Слишком сложно. Хорошо хоть, что домашними животными не обзавелись.

Более она не останавливалась и не смотрела по сторонам, пока не достигла спальни. Там Белль села на край кровати, закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы локализовать ночной вопль из ее кошмара не затрагивая сопутствующих образов из воспоминаний. Его пришлось мысленно прокрутить несколько раз и от каждого раза становилось все больше не по себе, теперь, когда она знала, что крик был реальным. А потом, вроде бы уловив направление, она покинула комнату и направилась по коридору в западную часть особняка. Чувство было странным. Как бы в легком трансе и испытывая острый приступ дежавю, который не сбил даже внезапно разрезавший тишину оклик Джефферсона с нижнего этажа.
- Возможно, - отозвалась Белль, не прекращая движения. Запретное крыло. Исчезнувшая комната. Чувство смутного узнавания только усилилось. Из того слишком далекого во всех смыслах времени, когда ее жизнь была окружена тайнами, слишком манящими и увлекательными. чтобы соотносить помещения в замке со сторонами света. Чувство направляло ее, заставляя сворачивать в определенную сторону, обещая ответ на загадку, которой она не помнила - но в конце ждал тупик, своей внезапностью приведший ее в сознание.
- Крик шел отсюда, я уверена... но, как видишь, здесь ничего нет, - Белль слышала, что Джефферсон уже подошел, но не обернулась задумчиво рассматривая  стену, будто та была иллюзорной и можно было силой воли посмотреть сквозь нее. Еще раз вспомнила крик, чтобы проверить правдивость ощущений... и увидела. Видение из кошмара всплыло из глубин до того милосердной памяти, узоры на обоях размылись на периферии пропуская четкую и отвратительную картину, пробившуюся в ее сон вместе с воплем ужаса. На несколько секунд Белль забыла - действительно забыла как дышать. Разрушенный смердящий город с язвой из отчаяния и страха в самом сердце, метастазами расползающейся вширь, посреди которого сидело Это.

- Джефф. Если... если мы... если нам не удастся... Ведь там за городской чертой - мир без магии. Каким бы он ни вернулся, там у него не будет власти. Ты ведь думал об этом?

Отредактировано Belle (2016-12-19 02:01:17)

+1


Вы здесь » Once Upon A Time: The magic of the North » Сторибрук » Friends on the other side


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно