10.05.2018 - Север переходит в режим камерки, не закрывается и не прекращает существовать, но берёт творческий отпуск. Помните, зима близко!
Once Upon A Time: The magic of the North |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Once Upon A Time: The magic of the North » Дорога в прошлое » Дареному коню в зубы смотрят
Название истории:
Дареному коню в зубы смотрят
Герои:
Elinor, Kashnur, Leonhart
Время и место сказочного действа:
ДанБрох, праздник по случаю рождения принцессы Мериды
Предисловие:
Этим глупым феям никак нельзя доверить такое важное задание как одарить малютку-принцессу дарами на день рождения, поэтому Кашнур и Леонхарт лично решили проконтролировать, чтобы было все на высшем уровне.
[AVA]http://funkyimg.com/i/25eHy.png[/AVA]
Отредактировано Leonhart (2016-08-09 22:08:03)
Этого дня она ждала и боялась одновременно.
Этот страх омрачал ожидание матерью первенца, наследника гордого ДанБроха, и пусть, что первым ребенком короля Фергюса стала девочка — новоиспеченный отец светился от счастья, словно начищенная медная пластина, и казался даже чуть помолодевшим, когда уверял, что теперь он только больше станет ее любить, и уж тогда точно родятся еще наследники. Элинор только слабо улыбалась в ответ на радость мужа, с трудом поддерживая собственную радость и на все вопросы отвечая лишь одним: роды были тяжелыми, и новорожденная принцесса уже сейчас показала, чья она дочь. Дамы охали и ахали, качали головами и заботливо советовали молодой королеве различные ухищрения, как быстрее расцвести и радовать глаз мужа снова, а Элинор почти не слушала — головная боль мучила ее не потому, что она устала и еще не оправилась, а потому, что перед глазами все еще стояли несколько строк из короткого письма, почерк в котором она знала очень хорошо.
Дорогая сестра, мы едем.
Мы.
Едем.
Элинор сожгла хрупкий пергамент в огне, чтобы никто не увидел. В ДанБрохе о колдуне Кромахи, конечно, знали, наслышаны были, за столько лет каких только историй и сказок не сочинили в окрестных глухих деревнях про Старого Ворона, пернатой тенью проходящего по сказкам еще дедов и прадедов ее подданных. Никогда не казалось ей, что двор ДанБроха и соседи Фергюса обрадуются тому, кто ходит в родственниках у королевы, и потому визит братьев ее не обрадовал совершенно. Даже более того - заронил тревогу в сердце, и если за супруга она могла быть спокойна, то за придворных и подданных поручиться Элинор бы не смогла.
Потому и ждала с тревогой, готовая к любым сюрпризам от вечно неугомонных братьев с их непривычным обычному человеку представлением о том, что является нормой. Сама Элинор ловила себя на мысли, что отвыкла от колдовского безумия родных стен, в которых выросла, лишенная магии, рядом с теми, кто использовал ее по делу и нет, не почитая за искусство или дар, распыляя эту власть на летающие по дому тарелки и плошки, просто ради потехи. И что дай такую силу, она бы первым делом обучилась у Кромахи всему, что он сам умеет, а там...
— Ваше Величество, — служанка в расшитом чепце осторожно заглянула в комнату, позвала ее шепотом, и Элинор обернулась, потом быстрым шагм пересекла полутемные покои и вышла в гулкий коридор, спавший еще этим утром. Служанка сбивчиво зашептала ей на ухо, как и было велено в случае, если прибудут ко двору ДанБроха подозрительного вида гости — с братьев станется прикинуться хоть королями заморскими, хоть бродягами, просящими подаяния,а потому последние несколько дней из дом был не очень гостеприимен. Элинор кивнула ей, еще раз наказав никому не говорить, и оставила сидеть с маленькой Меридой до ее возвращения.
Сердце было не на месте.
Семья у них была маленькая и немного странная, но... Но сначала она была большая и очень странная, а потом просто все резко поубивали друг друга, выясняя, кто лучше и достойнее среди отпрысков Кромахи. Кромахи было глубоко безразлично, что творят его кровинушки, он благосклонно позволял естественному отбору оставить лучших из лучших. Естественный отбор оставил Кашнура, Леонхарта и Элинор. Дедушка расстроился.
А вот они не сильно расстроились, даже когда узнали, что сестра обделена магией и не может с ними разделить всё веселье. Другое дело, что она ещё могла очень доходчиво объяснить, что веселиться сегодня не будет никто. Страшная женщина росла, Леонхарт даже восхищался в те моменты, когда не был занят какой-нибудь ерундой. А потом она выросла и нашла себе семью и мужа, который поперек себя был больше, смахивал на помесь бочонка и медведя, обладал неукротимым нравом и рыжими патлами. Рыжий что-то не пришелся по душе Леону, но... Но ему запретили строго настрого варить зелье и делать из Фергюса что-нибудь приличное, потому что не ему об этом говорить. Колдун даже не обиделся почти. Обиделся он, что Элинор не очень то радовалась, когда они приезжали в гости, всячески скрывала свое происхождение и вела себя как-то неприлично для потомственной колдуньи без магии.
Сестра так преуспела в конспирации одной своей семьи от другой, что о прибавлении в стане Кромахи братья узнали чисто случайно от одного старого ворона. Настолько старого, что ему бы уже подохнуть раз десять, но он продолжал быть чистопородной гиеной и насмехаться над всеми, до кого дотягивался его длинный клюв. Это был веский повод, чтобы простить королеву какого-то там острова и обеспокоиться тем, чтобы к малютке не прибыли феи со своими нелепыми дарами. Кашнур и Леонхарт (особенно Кашнур, у которого вообще травма юности от фей) были уверены, что такое ответственное и важное действо нельзя доверить легкомысленным вертихвосткам с блестящей пыльцой.
Леонхарт как раз испытывал очередную девицу на здравомыслие и умение не совать свой нос туда, куда его просят не совать, поэтому до понедельника был совершенно свободен.
Другое дело, что Элинор, ещё в детстве гонявшая братьев метлой, скорее всего уже выставила по всему периметру охрану. Именно поэтому вперед отправились птенчики - сирых и убогих грешно бить и калечить, девочка должна была об этом знать. Поэтому когда пестрая и разношерстная толпа уродцев занимала все внимание служанок и охраны, колдуны просто появились в замке, по-воровски оглядываясь и где-то уже через минуты две что-то роняя.
- И что мы делаем сначала: укоряем Элинор, что нехорошо так встречать родственников, или идем одаривать малышку? - детей Леонхарт по чистой случайности не очень любил, так что он предпочел бы провести время с фрейлинами, если такие найдутся, и служанками.
[AVA]http://funkyimg.com/i/25eHy.png[/AVA]
Отредактировано Leonhart (2016-08-29 23:32:32)
Ранним сырым утром, ползущим клочьями тумана по замшелым валунам и низким прибрежным соснам, в замок ДанБрох со стороны моря пришел диковинно-жутковатый, продрогший и несчастный бродячий цирк. Женщина с яркими, переливающимися разными цветами крыльями вместо рук завернулась в них, как в плащ, и зябко топорщила перья. Полуголый силач с мускулами, словно отлитыми из стали, остервенело толкал перед собой дребезжащую и подпрыгивающую на камнях тачку, в которой, невзирая на ужасную тряску, впал в мертвую холодовую спячку юноша, чье тело переходило в змеиный хвост, свитый лоснящимися белыми кольцами. Старый карлик понукал шпорами большого облезлого муравьеда, который совершенно не желал быть ездовым животным по эту сторону вод.
На беду своей теплолюбивой, не признающей иного солнца, кроме знойного божества Аграбы, свиты, Кашнур не любил и не умел путешествовать в одиночестве. Именно поэтому, да еще потому, что колдуна тоже задел введенный любимой сестрой план-перехват, пустынники сгрудились сейчас на мосту, перекинутому через опоясывающий замок ров, и с восточной велеречивостью лили мед в уши страже, которой они представлялись не то порождениями бабушкиных сказок, не то следствием вчерашних грибов за ужином. Сам Кашнур в это время вслед за Леонхартом сбросил воронье оперенье и встал в полный рост в тронном зале… впрочем, это могла быть и трапезная, и подвал – кланы зеленых островов не отличались утонченностью вкусов во внутренней отделке. Там, где в халифском дворце по полу разбегался самоцветный калейдоскоп, переходящий на стенах в изразцовую эмаль, в замках северян часто была набросана солома, в которой подгнивали брошенные объедки с прошлого празднества. Кашнур не был снобом в отношении чужих обычаев, но он был невероятно брезгливо-чистоплотен – качество, без которого на его родине мало кто проживал дольше двенадцати лет.
Впрочем, стоило отдать должное Элинор. В убранстве чувствовалась ее чуткая и твердая женская рука: не было соломы и было много резного дерева с бронзовыми подсвечниками, один из которых и смахнул длинным рукавом камзола Леонхарт.
- Дары первенцу приносят только в присутствии матери, - нараспев отозвался Кашнур, легким пассом отправляя примчавшихся на грохот собак (башка каждой – размером с голову теленка) спать.
Это он настоял на визите, и не только потому, что состоял в кровавой вражде со всем родом лицемерных крылатых тварей, но и потому, что родильные дары на востоке были привилегией и традицией мудрецов и звездочетов, а традиции он чтил. К тому же, в отличие от брата, в свои семьдесят с хвостиком еще не обретшего эмоциональную зрелость и впадающего при виде младенцев в ступор, он любил детей. А здесь – родная кровь.
И очень, очень ранила жестокосердная сестрица, не пригласив их сама. Это что же, она совсем отказывается от своей семьи в пользу неверующих в магию мужланов?
Не бывать такому.
Все же это был тронный зал: Кашнур удостоверился в этом, найдя на возвышении в полумраке трон и в задумчивости присев на него отдохнуть с дороги.
- Дорогая сестра! - он радостно простер руки в перстнях к вернувшейся с улицы вместе с туманной дымкой королеве. – Чудесно видеть тебя в добром здравии. Как там мои птенцы, добились ли твоей благосклонности?
[AVA]http://funkyimg.com/i/2emXH.jpg[/AVA]
Не то, чтобы она не любила своих братьев. Напротив, любила, любовью, которая типична только для по всему неправильного, немыслимого семейства старой Вороны, который учил своих потомков держаться вместе, но как — они всегда должны были догадываться сами. Несмотря на эту любовь — скорее привязанность детства,о котором им всем есть, что вспомнить — впускать их в свою новую жизнь Элинор хотела меньше всего, потому что ей, как никому другому, было известно и понятно, как именно это может на этой самой жизни сказаться. Иной назвал бы это страхом, но Элинор не боялась — когда есть точное и определенное знание, страха не бывает.
Она постаралась сделать так, чтобы к прибытию братьев высокий королевский терем почти опустел, она всем нашла занятие, и потому Кашнура и Леонхарта встретили только легко колышащиеся на ветру данброхские знамена — золотые витиеватые узлы на изумрудно-зеленом поле — и настороженная тишина, как эхо ее собственных эмоций. Элинор некоторое время наблюдала за братьями из укромного уголка, где сгустилась утренняя тень, как будто размышляла до самого конца, показываться или нет, но здраво рассудила, что вряд ли это поможет и подвигнет братьев убраться из ее дома подобру-поздорову — ни Кашнур, ли Леонхарт никогда не отличались тем, что понимали намеки, еще реже они им следовали. В детстве она умудрялась, будучи сильно их младше, заставлять их делать то, что ей нужно от них, порой при помощи откровенного шантажа и манипуляций, иногда при помощи угроз, в которых слышалось эхо имени Кромахи, но детство давно прошло, и в деле, которое они сейчас затеяли, дед и его влияние на их семью не сыграют никакой роли — придется обходиться своими силами.
Что именно она собирается делать, Элинор не знала. Не знала и в тот момент, когда выходила из своего укрытия и окликала братьев, даже тогда, когда уже стояла перед ними, она понятия не имела, как будет их выпроваживать и что будет говорить, чтобы не подпустить к малышке Мериде, еще даже не получившей всей положенной защиты богов, которая так нужна от дурного глаза. А более дурного глаза, чем у Кашнура, более тяжелого духа, чем у Леонхарта, найти сложно.
Элинор старалась улыбаться, но не так, чтобы они вообразили, что она им рада.
— Ты же знаешь, мой дорогой брат, я люблю зверей, которые умеют кусаться, а не просто поют песни, — Элинор остановилась перед троном своего мужа, на который бесцеремонно уселся Кашнур, с той бессовестной миной и безо всякого уважения, какие свойственны были лишь ему. Она не обманывалась на счет того, что оба брата думают о ее Фергюсе, но сносить такое неуважение было выше ее сил. — Подушку, дорогой брат? Или тебе удобно на этом деревянном стуле? Мне казалось, ты в своей пустыне давно отвык от жестких кресел.
Она обернулась через плечо на Леонхарта, который, в отличие от Кашнура, не изменился ни капли. Того пески пустыни и жаркое солнце явно подсушили, а вот Леон остался таким, каким она его запомнила. Тем, от кого хочется держаться подальше.
— Не помню, чтобы я писала вам приглашение в ДанБрох, милые братья. Но хорошо помню, что вы обычно являетесь без приглашения. Вот только беда, в ДанБрохе с подозрением относятся к чужакам, еще сильнее — к колдунам. Муж мой,королю Фергюс, особенно, но сейчас он на охоте, и я не знаю даже, когда он намерен вернуться.
Она надеялась, что до сих и без пояснений дойдет суть ее слов. Сообразительностью все же они отличались всегда, пусть Элинор и не надеялась, что братья уйдут по-хорошему.
Леонхарт проследил за полетом бронзового подсвечника, потом наклонился и поднял вещь, разглядывая её и пожимая плечами поставил обратно – в присутствии матери, значит в присутствии матери. Значит сначала укорять Элинор.
Сестрица хитрила и юлила, но вечно это продолжаться не могло – тайное всегда становится явным, особенно если очень тщательно скрывать от близких людей. Фергюс однажды всё равно всё узнает, сколько бы Элинор не пыталась от него скрыть свою причастность к роду Кромахи и братьев в частности. Вроде бы сообразительная девочка, а до сих пор верила в то, что правду можно похоронить за семью печатями и оскорблением невниманием родственниками. Для Леонхарта, имевшего маленький пунктик с большими маниакальными замашками на честность внутри семьи и возможности доверия между супругами, подобное поведение королевы было аки нож по сердцу.
- Дорогая Элинор, – появление сестры принесло холодный ветер, но Леонхарт предпочел не заметить степени её нераскаянности относительно своего поведения, вместо этого склоняясь в полупоклоне и целуя ей ручку – совсем большая стала, а они помнили её малюткой. - Мы рады видеть тебя в добром здравии и счастливы, что в нашем роду прибавление. Но ты расстраиваешь нас своей жестокосердностью, – колдун скептически посмотрел на трон, на котором расположился Кашнур. - Неужели тебе есть повод стыдиться своей родни, пусть мы и не королевских кровей? – и решил удариться сегодня в драму. Учитывая настрой Элинор, уже решившей отчитать брата за вольность в поведении, ей требовалась хорошая взбучка. Будто бы он не понимал, что тишина, нарушаемая лишь завываниями цирковых птенчиков, образовалась по её воле и вине, не пожелавшей столкнуть братьев и мужа. Прекрасно понимал, что им едва ли не открытым текстом говорят убраться подальше, а накормить, напоить, показать девочку и спать уложить никто не собирался. Печально, но они не могли так просто взять и покинуть ДанБрох, не вручив подарки малышке и не проследив, что она не осталась без должной заботы в королевстве, где о магии толком никто ничего не знает (что не мешало здесь обитать ведьмам, духам и прочим колдовским существам разной степени причастности и опасности). - Ты думаешь, король Фергюс нам что-то плохое сделает? – Леонхарт задумчиво откинулся назад, опираясь на стену и скрещивая руки на груди. Было, конечно, очень заманчиво подергать медведя за уши и узнать, чем именно их собираются напугать – колдун сделал неопределенный жест рукой, показывая тем самым, что его воображение ничего не подсказало подходящего для данной ситуации, и перевел взгляд на Кашнура. - Но если это правда, то нам стоит поспешить, – скорбно-озабоченным голосом предложил Леон. - Мы не можем оставить Мериду без даров, подобающих её статусу.
Собравшийся было благодушно согласиться на подушку Кашнур, - что, сиденье и правда было жестковато, а все эти аллюзии на тяготы власти - сущее ребячество, - от заявления Элинор сощурился и едва не надумал вспылить. Хиханьки хаханьками, но даже самого терпеливого из братьев такой прозрачный намек убираться вон из-под хозяйской крыши может обидеть по-настоящему. Что случилось с их прагматичной осмотрительной сестрой? Не иначе как беременность и роды оказали на нее влияние, сделав склонной к семейным скандалам - потому что именно на скандал (фейерверки, пение камней, пробивающиеся сквозь пол вишневые деревья, словом, шум, которого она так избегала) она напрашивалась каждым словом.
Впрочем, Леонхарт предпочел доброй драке спеть еще пару сладких нот, и Кашнур, переглянувшись с ним, удержал порыв.
Вместо этого в противовес язвящему кузену он включил серьезность.
Легко поднявшись с трона, он перешагнул через спящих псов, подошел к королеве и привычно-проникновенным движением взял ее ладони в свои.
- Сестра, драгоценная моя сестра, ты ведь мудрая женщина. Ты знаешь, что, проделав такой путь, мы не развернемся и не уйдем, пока не закончим того, за чем пришли. Нас не интересует твой муж, - Шахерезада сказала бы, что он лукавит, менее изысканный Синдбад - что врет как слон, - кровь Кромахи - наша единственная забота. Коли хочешь жить двумя жизнями, живи, но и нас не оскорбляй - мы не вода тебе. В отсутствие патриарха долг принесения даров переходит на меня, и я хотел бы исполнить его как подобает, в твоем присутствии и с твоим благоволением. Так проводишь ли ты нас к нашей племяннице?..
Сама, так и повисло в воздухе не произнесенное в конце фразы слово.
Между прочим, он по ней соскучился.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2emXH.jpg[/AVA]
Вы здесь » Once Upon A Time: The magic of the North » Дорога в прошлое » Дареному коню в зубы смотрят
