Мистер Голд уже несколько минут как очнулся, однако ничем это не выдал. Отчасти потому, что помнил, какие события предшествовали потере сознания, отчасти – потому, что был связан. Не привязан к стулу или прикован к батарее наручниками. Положение, в котором Голд себя обнаружил, оказалось куда более неприятным. Он лежал на койке, каждой мышцей ощущая ненормальную слабость. Все его тело было жестко зафиксировано ремнями. Так привязывают буйно помешанных. Гробовая тишина и острый запах медикаментов подкрепляли догадку: он был в больнице, в отделении для душевнобольных.

Убедившись, что в палате нет никого, кроме него, Голд приоткрыл веки. Его мутному взгляду предстал потолок, кусок белой стены и решетка оконца, расположенного в двух метрах над полом. Сквозь него в палату проникал дневной свет. Из положения лежа был виден только крошечный лоскут осеннего неба. Голд узнал это место: он был в той же палате, в которой Белль продержали почти тридцать лет. По злой иронии из-за нее он сюда и попал.

Пытаясь осмотреться, Голд повернул голову на бок и сразу же об этом пожалел. По затылку разлилась волна жгучей боли, в глазах потемнело. Те, кто приволок его сюда, позаботились о том, чтобы Голд не двинулся с места, но не удосужились залечить его рану. И почему его это не удивило? Что его удивило, так это воткнутая в вену игла. От нее тянулась тонкая прозрачная трубка, соединявшаяся с подвешенным на штативе пакетом. Тот был пуст, а содержимое, судя по оставленным на пластике бензиновым разводам, вряд ли было медицинским препаратом. Скорее алхимическим. Чем бы его ни накачали, это сработало, и Голд провел в отключке несколько часов, если не суток. Этим объяснялось и то, что воспоминания о предшествовавших событиях не вызывали особых эмоций. Зелье, судя по всему, оказывало сильное седативное действие.

Как бы там ни было, Голд не собирался здесь оставаться. Румпельштильцхен мог исчезнуть и тут же оказаться у себя дома. В мире без магии, а точнее в мире, где магия работала абы как, фокус с телепортацией был слишком опасен, поэтому Голд от него отказался. Вместо этого он применил другое заклинание и сразу же попытался подняться, но ремни, которые должны были соскользнуть змеями на пол, его не пустили. Заклинание не сработало ни с первого, ни с третьего раза. В связи с этим Голда посетила неприятная мысль. Он несколько часов, а может даже дней провел у Франкенштейна. Может, тот успел что-то сделать, и головная боль была последствием не удара, а чего-то еще?
«Вот черт, - подумал Голд,- черт, черт!»

Но ничего, он выберется и без помощи магии. Великому Гудини требовалось всего две с половиной минуты, чтобы сбросить смирительную рубашку. Голд не был Гудини - технически он не был даже человеком, - зато он был сыном Питера Пэна, по сравнению с которым прославленный фокусник казался ребенком. Кое-что на этом поприще умел и Румпельштильцхен.

Через четверть часа он вытащил из вены иголку и расстегнул ремни на лодыжках. Каждое движение головы отдавалось тупой болью в затылке. Сев, Голд увидел, что изголовье матраца заляпано кровью. Пятна были свежими. Он поднял руку и осторожно прикоснулся к влажным волосам на затылке. Того, чего Голд боялся, он не нащупал: не было ни хирургического шва, ни зияющей дыры в черепе. Несмотря на хруст, сопровождавший удар, кость оказалась цела. Но откуда тогда столько крови? Голд продолжил прощупывать череп. Сначала височные кости, потом - теменную. Раны он не обнаружил, но наткнулся на странные костяные наросты. Они едва намечались, но Голд точно знал, во что они превратятся. Трансформация уже началась. Как долго он здесь все же провел?

Задаваясь этим вопросом, он спустил ноги на войлочный пол. Обуви на нем не было, так что он почувствовал, какой тот мягкий и, несмотря на это, холодный. Из одежды на Голде были только его брюки и рубашка с закатанным рукавом. Спасибо, что не смирительная. Температура в помещении была немногим выше, чем на улице, но он не замерз. Наоборот, ему было жарко. Корежащее тело Голда проклятье было сродни лихорадке, медленный огонь которой подогревал его кровь. Через несколько дней она закипит.

Последней преградой к свободе была дверь палаты. С замком Голд провозился дольше, чем со смирительными ремнями, но, в конце концов, тот поддался. Как только прозвучал сухой щелчок, Голд поднялся с колен, распахнул дверь и… уперся в решетку. Ржавый частокол неровных зубьев, точь-в-точь таких же, какие были в темнице в Зачарованном лесу. Это было… - у Голда перехватило дыхание, - это было нечестно! Так сказала бы одна сказочная принцесса, и была бы права. Он никак не ожидал это увидеть, и его лицо на мгновение стало лицом Румпельштильцхена, на котором отразилось понимание того, что его обыграли, смешанное с едва ли ни детской обидой. Пальцы сами собой сомкнулись на прутьях. Значит, он все-таки не добил это проклятое насекомое. Как же так…

Тут его внимание привлек звук. В коридоре кто-то был. Часовой. Не могли же не оставить охрану.
- Есть здесь кто-нибудь? – позвал Голд, сразу же взяв себя в руки. – Эмма?
Но раздавшиеся шаги не были женскими.
- Дэвид?
Голос Голда был растерянным, слабым и совсем не опасным. Он не мог выбраться сам, поэтому необходимо было сделать так, чтобы его выпустил кто-то другой. Начинать с угроз при таком раскладе не стоило - их он приберег на потом. Часовой, тем временем, остановился напротив решетки, и Голд облегченно вздохнул:
- Джефферсон…
Он действительно был рад его видеть. Трудно сказать, являлось ли это чувство взаимным – по лицу Шляпника всегда было трудно читать его мысли. Да и обошелся с ним Голд не по-дружески. Дважды. Но когда-то они были партнерами. Где только не побывали, чего только не пережили…
- Помоги мне выбраться, Джефф, - Голд не стал ходить близь да около. - Я все объясню. Тебе - объясню.[AVA]http://storage9.static.itmages.ru/i/15/1017/h_1445112088_7469509_d61a8bca1f.png[/AVA]

Отредактировано Rumpelstiltskin (2015-10-18 12:12:16)

После этого вопроса воцарилось продолжительное молчание. Было слышно, как потрескивает неисправная потолочная лампа, а сестра Рэтчед перелистывает страницы журнала. Голду требовалось время, чтобы собраться с мыслями и решиться – со стороны это выглядело именно так, - довериться товарищу по былым авантюрам. Но на самом деле он не решался, а решал, что сказать.

Разумеется, Голд не собирался раскрывать перед Джефферсоном все карты и тем более посвящать его в свои чувства. Долгая и трудная жизнь научила его тому, что никому нельзя доверять, особенно тем, кого любишь или считаешь друзьями. Эта категория людей – первые кандидаты в предатели. Рана на затылке была прекрасным тому подтверждением. Но и лгать он не собирался. Он вообще предпочитал не прибегать к такому грубому и ненадежному инструменту, как ложь.

- Ну, что ж, - вздохнул, наконец, мистер Голд, – я все равно собирался рассказать все вчера… Мне нужна была помощь. Сейчас говорить об этом нет смысла, потому что ничего уже нельзя сделать. Просто я не хочу, чтобы Мэри-Маргарет и остальные городские святые решили, что я искал Эмму, чтобы ее тоже убить.
Конечно, Голду было наплевать на то, кто и что о нем думает. Просто у этих людей были ключи к его клетке, и не в его интересах было настраивать их против себя.

- Видишь ли, я познакомился с феями еще до того, как Рул Горм обманула Белфайера. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что мы друг друга не поняли. Закончилось все тем, что фея меня прокляла. Это проклятье - древняя, жестокая магия. Не чета той порче, которую могу наслать я или Регина. К счастью для меня, - а я тогда мало что смыслил в проклятьях, - у него было условие. Оно не действовало, пока меня хоть кто-то любил.

На этом месте мистер Голд прервался. Он подошел к трудной части. Было видно, что ему неловко говорить о столь личных вещах в такой «располагающей» обстановке. Тем более что сестра Рэтчед отложила свой модный журнал – больше не было слышно шелеста переворачиваемых страниц. Когда Голд продолжил, стало ясно, почему этот рассказ дается ему так тяжело.

- Этим человеком всегда был мой сын, - смягчившийся в конце предложения голос явно должен был сказать «мой мальчик», однако Голду не нужна была жалость. – Но когда его не стало… Я думал, что его место заняла Белль, но это оказалось не так. Это проклятье, Джефферсон, похоже на рак. Если его вовремя не обнаружить, не принять меры, оно разрастется, и справиться с ним будет намного труднее. Ирония судьбы заключается в том, что я, уверенный в Белль, его запустил. Считай, что это – четвертая стадия, и мне остались считанные недели, если не дни.
Он повернул лицо к свету, так, чтобы Джефферсон хорошо разглядел пожелтевшую кожу и вздувшиеся вдоль лимфотоков прожилки, в которых явственно угадывались древние рунные знаки.

- Я пытался помочь себе сам, но даже моих знаний оказалось недостаточно. Зря только потерял время. В конце концов, пришлось признать, что помочь мне может лишь чудо, и я пошел к Эмме, но вас не было дома. Дэвид сказал, что вы вернетесь не скоро, а зная, насколько ты можешь пропасть… Я пошел к Голубой фее. Разговор не задался, мы вспомнили все от Мерлина и Морганы…
Голд замолчал. Было видно, что он понимает, каких дров сгоряча наломал. Чего видно не было, так это того, как Темный твердит про себя: «Выпусти меня! Выпусти меня, недоумок!»
[AVA]http://storage9.static.itmages.ru/i/15/1017/h_1445112088_7469509_d61a8bca1f.png[/AVA]

Отредактировано Rumpelstiltskin (2015-11-03 13:00:17)

- Да, так лучше, - сдержанно кивнул мистер Голд.
Про себя он ухмыльнулся: круглые больничные часы, висевшие в коридоре, начали тикать. Тик-так, тик-так. У них в распоряжении было минуты три максимум прежде, чем сестра Рэтчед очнется и поднимет тревогу. У троллей очень толстые черепа и маленькие - с кулак размером - мозги, которым не страшны сотрясения.

- Ты спросил, умру ли я, - произнес мистер Голд, придвигаясь к решетке. - Я бы умер, если бы мог. Но, к счастью, это невозможно.
По тому, с каким выражением он это сказал, было ясно, что никакого счастья по этому поводу ростовщик не испытывал. Скорее наоборот.
- Я заглядывал в будущее. Хотел увидеть, чем все закончится. Может, никакого повода для беспокойства и нет... - Темные глаза Голда лихорадочно заблестели. - Крик, с которым я очнулся, слышала вся улица. Как ты думаешь, Джефферсон, много на свете вещей, способных заставить меня закричать?
Разумеется, подобные вещи имелись, но клериков с их милыми игрушками в городской черте не было.
- Ты прав, здесь мне никто не поможет. Но, к счастью, - Голд опять использовал эту конструкцию, и на сей раз за ней затаилась угроза, - нет такого проклятья, которое нельзя было бы снять. Я найду эту фею и... Я уже не тот наивный дурак, который не знал, что делать со свалившейся на него силой.

Говоря все это, Голд был настолько искренен, насколько только возможно. Да, если понадобится, он силой добьется от феи того, что ему нужно. Утверждать обратное после инцидента с Рул Горм было бы глупо. Кроме того, обмануть человека, рассказав ему правду, подбить на доброе дело, которые обернется кошмаром, а потом от души посмеяться - в этом было какое-то особое, извращенное удовольствие. Темный уже предвкушал, как Джефферсон его выпустит, поможет расправиться с феей и покончить с Рул Горм, а после - кто знает, - Эмма вдруг прозреет и поймет, что связалась не с тем человеком?

Такие мысли скрывались за бледной страдальческой маской. Надо сказать, Голд не исключал возможность того, что Джефферсон был засланным казачком и разведывал информацию по заданию "штаба". То, как он вырубил сестру Рэтчед, скорее подтверждало, нежели отрицало такую возможность, так что праздновать победу было рано.

Секундная стрелка продолжала бежать. Раздражающе трещала потолочная лампа. По виску мистера Голда медленно ползла капля крови. Он выжидал.[AVA]http://storage9.static.itmages.ru/i/15/1017/h_1445112088_7469509_d61a8bca1f.png[/AVA]

Отредактировано Rumpelstiltskin (2015-12-04 15:15:22)