10.05.2018 - Север переходит в режим камерки, не закрывается и не прекращает существовать, но берёт творческий отпуск. Помните, зима близко!
Once Upon A Time: The magic of the North |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Once Upon A Time: The magic of the North » Отыгранные истории » Принеси мне цветочек аленький
Название истории: Принеси мне цветочек аленький
Герои: Genevieve, Rotbart
Время и место сказочного действа: Зачарованный Лес, трактир вдовы Лукас. До наложения первого заклятья.
Предисловие: Так откуда на самом деле появился пресловутый до легендарного красный плащик?
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83193344.png[/AVA]
Отредактировано Rotbart (2015-07-31 22:18:24)
Самым сложным оказывается не просьба.
Самым сложным оказывается отражение в зеркале.
Кажется, от той Женевьевы остались лишь глаза, все такие же яркие и живые, да твердая рука, которая крепко держала, как сковородку, так и оружие. А больше ничего не напоминала ту, кто когда-то обнимала Ротбарта, отдавалась ему, смеялась и была рядом с ним.
Это ли?
Или осознание того, что бросила его?
Женевьева не знала. Она так давно запрещала себе думать о Ротбарте, ни как о мужчине всей жизни, ни как об отце своей дочери, и это почти удавалось, всегда хватало других дел и мыслей. Это от безделья начинаешь вспоминать о том, от чего отказалась, взвешивать, права была или нет, жалеть себя, никому не нужную. А когда полно дел днем, дочь-внучка-трактир, уже ни о чем не думаешь. Жинетт не страдала бессонницей для таких мыслей, стоило ее голове коснуться подушки, как уже ничего в ней не оставалось. Так что за прошедшие годы это был едва ли не первый раз, когда почтенная вдова вернулась к прошлому, к мыслям о мужчине, которой многое изменил в ее жизни.
Главной проблемой этого стало то, что этих мыслей было настолько много, что Жинетт даже не удавалось додумать хотя бы одну до конца. Вместо этого она со вздохом смотрела в зеркало, впервые пожалев о том, что старость пришла вот так вот... вовремя. Почтенная, спокойная старость, вполне себе закономерная. Но даже рядом с цветущей молодостью Руби Женевьева не чувствовала себя развалиной.
Изменился ли Ротбарт?
Каким он стал?
Как себя с ним вести?
Все, что делала Женевьева сейчас, было продиктовано необходимостью обезопасить внучку. Каждый делает это, как умеет. Ей казалось, что она своего зверя не так страшилась, от чего с ним легче было поладить. Но это было уже в прошлом, теперь она не обращалась. Прошли времена белоснежной волчицы, сливающейся со снегом, мягко ступающей по земле.
Жалела ли?
Хороший вопрос. Без ответа. Женевьева никогда особо не мучилась выбором, анализом, чем-то еще. Она приняла случившееся, как неизбежное, жила с этим, как могла. Но чего ей точно было жаль, так это бега до свиста в ушах, гибкого звериного тела и ощущения бесконечной свободы, которой в мире людей просто не существовало.
Познает ли это Руби?
Была еще Анита, решившая проблему своего волка тем, что ушла в стаю. Женевьева не знала, жива ли дочь, хотя, наверное, случись беда, почувствовала. Надеялась, что та себя бережет. Могла бы тогда бороться за нее, но выбор был прост, а риск велик - риск потерять обеих девочек, и Аниту, и Руби. Так она хотя бы внучку уберегла, раз оказалась настолько не способной справиться с дочерью. Слишком уж в ней переплелись характеры, ее собственной, и Ротбарта.
И все снова пришло к нему.
И к Руби.
Девочке нужна была защита от собственной сущности, девочка, еще совсем нежная и чистая, была не способна принять себя такой, какой родилась. Кто может лучше помочь, как не такой же рожденный оборотень?
По крайней мере, попробовать стоит.
Только сколько ни бросай взгляда в зеркало, отражение не изменится. И разговор не будет простым, как и просьба, как и мысли. Обижен ли Ротбарт, зол, поможет ли?
Сколько всего для нее одной. А она уже старовата для такого.
Ранее утро в трактире встретило хозяйку пустотой и даже холодом - на улице шел снег, а ночной мороз еще не отступил. Тени между деревьями скрадывали и сливались в утренний сумрак. Жинетт приоткрыла окно, впуская свежий воздух - и ее выдох превратился в холодное облачко. Нужно было принести дров, и женщина накинула поверх пальто, натянула митенки и отправилась к поленнице. Ноги хрустели тонким настом, морозец приятно бодрил. Жинетт всегда любила такую погоду. И снег...
Много снега.
...она успела взять второе полено, когда замерла и прислушалась. Шорохи? Шаги? Дыхание? Или просто ощущение?
Пальцы покрепче сжали полено:
- Так и будешь стоять за спиной или поздороваешься?
[AVA]http://i.imgur.com/plPvLn9.png[/AVA]
Отредактировано Genevieve (2015-07-20 21:38:30)
- Слов не мог найти. – От ожидания не успели затечь ноги, но шаги колдуна все равно казались непомерно тяжелыми. Словно это не снега насыпало на меховую оторочку плаща, а мельничные жернова на плечи привесили. На деле же Ротбарт понятия не имел, как вести себя с этой чужой женщиной.
Его Жинетт и в голову не пришло бы ограничивать чью-то ипостась. Только где она, его Жинетт?
Колдун усмехнулся. Когда не знаешь, что говорить – делай. Простое такое правило. Полезное. Вот и Ротбарт поправил сумку на плече перед тем, как подошел к поленнице и принялся набирать дрова в руки.
- Очаг большой? Скажи, как будет довольно.
Хорошее время, все-таки. Он сам такое любил.
Вот только на этот раз было как-то стыдно прийти в волчьей шкуре. Так, чтобы поскуливая от восторга изваляться в свежем снегу после того, как от стремительного бега начинают пружинисто ныть ноги. Не тот уже дом, чтобы, чертыхаясь, заскакивать в сени, переступая босыми человеческими ногами. А все потому, что «нечего грязь нести, где бегал, там и обращайся». А потом получить в морду (а иначе кому интересно?) свежую рубашку, высушенную на зимнем ветру и солнце. Пришлось как приличному человеку тащиться по тракту, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, будь то лесное зверье или королевская стража.
И, продолжая быть приличным человеком, Ротбарт продолжал молчать.
Легким характером колдун не отличался, хоть я годами и поседел, и остепенился. Но сейчас он понимал, что спрашивать, как Жинетт умудрилась стать вдовой Лукас, не побывав женой – лучший способ начать день со скандала.
- Надеюсь, на завтрак я могу рассчитывать?
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83193344.png[/AVA]
Отредактировано Rotbart (2015-07-31 22:18:31)
[AVA]http://i.imgur.com/plPvLn9.png[/AVA]
Голос был все тем же. Разве что мудрости в нем прибавилось и вальяжности, хотя куда уж больше? И что-то снова где-то заныло, как тогда. И будто не было того груза лет. Но оборачиваться совсем не хотелось. Потому, что ощущение молодости было всего лишь иллюзией. А иллюзии - самообман.
Впрочем оборачиваться не пришлось, Ротбарт сам шагнул вперд и стал рядом. Правда, в сером свете утра все сливалось в не особо различимые тени, и у Женевьевы осталось еще немного времени до того, как он увидит ее морщины, ее возраст. Хотя снова самообман. Он уже, наверное, их видит.
- Можешь. Отчего же не покормить тебя завтраком?
Не в первый раз. Только раньше бывали дни, когда он забегал с мороза в дом, сытый после ночных блужданий, пахнущий снегом и свободой, а она лишь ворчала, что если увидит грязные лапы, полы будет мыть сам. А затем выдавала чистую рубашку и штаны.
Или еще бывало, когда и сама прибегала, такая же свободная, единственной одеждой служили собственные волосы, рассыпанные по плечам, а животное возбуждение все еще не отпускало.
Женевьева бросила взгляд на наполненные дровами руки Ротбарта. Мысленно усмехнулась: не царское это дело. Но тогда он и не был королем, всего лишь егерь, пусть порода в нем читалась невооруженным взглядом.
Он родился с короной на голове.
Она до нее не доросла.
- Пошли в дом. Дрова бросай у очага, шубу развесь, сейчас у разведенного огня и просохнет.
Вот он, момент истины. И уже ничто не скроет пропасть между ними. На свету в кухне стало заметно, что и Ротбарт изменился - седина в черной гриве, взгляд старше, уже не мальчик, но все равно выглядит моложе. И все так же хорош собой, все так же чувствуется в нем звериная сущность, такая опасная и притягательная.
- Что, постарела? Уже не так хороша, как раньше?
Не спросить Женевьева не могла, хотя и видела, что Ротбарт не удивлен. Или просто не показывает этого. Но неловкость была такой осязаемой, что женщина хоть как-то пыталась ее разбавить.
Чего-то подобного он колдун и ожидал.
Слишком сильным было напряжение, висевшее в воздухе с самой встречи. Была у Жинетт паршивая привычка – кусаться, когда чувствует себя неуверенно. Вот только у Ротбарта привычки были еще хуже. Молча выдирать глотку, например.
“Ты злишься на себя, но тявкаешь на меня, женщина.”
Колдун остановился перед очагом, аккуратно складывая поленья. Хорошо, когда тебе не двадцать, и даже не тридцать. Учишься держать себя в руках, даже когда инстинкты клубятся рыком в горле: поставить чертову бабу на место. Или просто пожать плечами, развернуться и уйти – если не твоя женщина, то чего мучиться?
- Тогда и я спрошу, ладно?
Теперь они стояли друг напротив друга. В тусклом свете разгорающегося очага лица превращались в гротеские маски, изрезанные следами времени. Руки так и чесались сжаться на горле Жинетт, так что колдун предпочел сложить их на груди.
- Что ты сделала со своим волком, Жинетт? – Голос оборотня стал на ниже, заставляя горло вибрировать тихим рыком. – Шрамы от войн. Морщины от прожитых лет. Растяжки от рождения детей. Это всего лишь следы жизни, и моя женщина ничего из этого не стыдилась.
Ротбарт отступил назад, убираясь из чужого личного пространства. В конце концов, мех действительно стоило отряхнуть от подтаявшего снега и развесить просушить.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83193344.png[/AVA]
Отредактировано Rotbart (2015-07-31 22:18:36)
Иногда правильно заданный вопрос может изменить ход разговора.
Тихий рык Ротбарта завибрировал в груди Женевьевы, почти сразу задавливая грозящий разразиться скандал в зародыше. Она его не боялась, ни тогда, ни сейчас, не вздрогнула и не отступила. Но будто вспомнила о том, какие дороги избрал для себя каждый, и к чему это привело. По большому счету, спустя столько лет, Женевьева не имела никакого морального права требовать помощи для той, кого он никогда не видел и не знал, пусть в ней и текла его кровь. Только просить и надеяться, что он откликнется на ее просьбу.
И Ротбарт пришел. Уже поэтому следовало не превращать эту встречу в глупый скандал, пусть у обоих были не простые характеры, что всегда добавляло жару в их отношения.
Градус напряжение в кухне спал, теперь тепло исходило лишь от прогарающих в очаге дров.
- Ушел, - маленькая ложь. Тот, кто уходит, может вернуться. Свою же волчицу Жинетт не ждала обратно. А ее волк стоял перед ней, пусть и казался чужаком. Женщина грустно улыбнулась: - Я все еще чувствую зов луны и природы, но не могу за ним последовать.
Признание не было тяжелым, она уже смирилась с этим. Хотя в тот первый раз, когда она не смогла обратиться, был сродни кошмару наяву. В ней будто что-то умерло.
Женевьева поставила сковороду и кинула на нее кусок мяса - она и не собиралась держать гостя голодным.
Шрамы, растяжки, морщины...
Первым она гордилась, а все остальное было далеким и ненастоящим, чтобы задумываться об этом.
- Спасибо, что отозвался, - и это было искренним.
Мясо жарилось, и Жинетт завозилась с приготовлением глинтвейна - лучше согреться и не придумаешь.
[AVA]http://i.imgur.com/plPvLn9.png[/AVA]
Как говорил в свое время покойный батенька: дай бабе кочергу, она и ее сломает. Как, вот серьезно, КАК можно было потерять волка? Слышать зов луны, но не мочь ему последовать…
Ротбарт стиснул зубы, чтобы не разразиться совсем уж откровенной бранью и отвернулся. В конце концов, развешиваньем несчастного плаща можно заниматься долго, методично и отвлечься только на запах шкварчащей на сковородке колбасы. Все остальное можно рассматривать как повод для ссоры, а вот хорошую поджаренную колбасу, исходящую ароматным соком… Все-таки есть в этом что-то бесконечно прекрасное – приходить к еде. Кто под кустиком не пытался ноги от усталости протянуть и полевок с голодухи не жрал, тот не поймет. Конечно, дома готовила Бриджит. Колдун скривился, припоминая. У старушенции были свои понятия о том, что полезно, да и вообще была она камеристкой, а не поварихой.
Короче, они с Одилль хронически давились кашей. Потом у Ротбарта заканчивалось терпение, и он шел на охоту, после чего камин в главном зале опошлялся очередной жарящейся тушкой. И аппетит недовольная, сморщенная как печеное яблоко, физиономия Бриджит вовсе не портила.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83193344.png[/AVA]
Впрочем, была еще одна вещь, которую Ротбарт честно силился понять.
Он помнил, как выглядела любовница отца – не путать с матерью, если что. Королева Оливия была, скажем так, вполне себе тепличным существом, занесенным в Митгард на волне дипломатического брака с южными соседями. Со своей ролью она справилась более чем прекрасно: родила наследника, открыла больницу, в которой периодически помогала в период осеннее-зимних болезней, была любима народом, терпима (а, местами, даже уважаема) супругом и тихо угасла во время второй беременности, подхватив хворь ранней дождливой весной. Если взять матушку за образец, то Саэту нельзя было назвать иначе, как сукой. Поджарая, хищная тварь, которая и в свои законные восемьдесят умудрялась дрючить подчиненных. Она вызывала уважение напополам с желанием придушить. Именно Саэта командовала оставшимися в лесах Митгарда Бездушными, хорошо так проредившими армию доброго Билли.
Немаловажным был тот факт, что Саэта была оборотнем. Так же, помеченной отцом и обращенной им. Итого, вопрос на засыпку: почему Жинетт в свои от силы полвека выглядела как мамаша восьмидесятилетней (по скромному такому подсчету) Саэты? Притом, что при первой встрече Ротбарт искренне считал, что встретил свою идеальную женщину: сильную, в чем-то упрямую, способную ступить на волчью тропу, но при этом не лишенную ни нежности, ни сострадания? Так что нет, изменения внешности, так беспокоившие саму Женевьеву, для колдуна значили мало.
В отличие от вызвавшей их причины. Неужели все дело только в «ушедшем» звере? Сама постановка вопроса вызывала у оборотня желание побиться головой о стену – как вообще может уйти часть тебя?! Как-как… Идиот.
Сами по себе такие вещи не теряются и не уходят. А вот выставить их за порог и потребовать не приближаться вполне можно. Ну а волк – тварь гордая, возвращаться в такое место не станет. Только мстит, заставляя тело стареть в разы быстрее, чем раньше.
От очага пахнуло специями, и Ротбарт позволил себе выдохнуть. Он пришел сюда не ссориться.
- Не благодари. – Колдун покачал головой. – Ты собираешься держать волка на цепи, убедив всех, что никакого волка нет в природе. За помощь в таком благодарность я не приму.
Мужчина примирительно поднял вверх раскрытые ладони.
- Но и осуждать не буду. Вмешиваться тоже. Ты потребовала не приближаться к тебе и ее матери, мое обещание все так же в силе. В конце концов, мне есть, кого воспитывать, как посчитаю правильным.
Отредактировано Rotbart (2015-08-07 04:48:12)
Иногда, чтобы понять чувства собеседника, не нужно видеть его лица. Достаточно разворота плеч и прямой спины, чтобы догадаться, о чем думает Ротбарт.
Как можно где-то потерять часть себя?
Хороший вопрос. На него у Женевьевы не было ответа, но она бы многое отдала, чтобы самой понять, а может и вернуть исчезнувшую сущность, которую сейчас была вынуждена запирать во внучке. Почему? Еще один хороший вопрос.
Почему столько вопросов, а ответов не сыскать?
В глинтвейне оказалось больше корицы, чем нужно для порции вина. Жинетт огорченно отставила кувшин, выплеснет позже, и по новой поставила воду на очаг - закипеть должна быстро. Огонь весело потрескивал, обдавая жаром, отпуская тепло по уютной кухне, слизывая не до конца растаявшие снежинки на воротнике плаща Ротбарта. А завтрак уже был почти готов, и хозяйка взялась за сковородку. Рука уже давно не дрожала при весе сковороды, арбалета или топора для колки дров. И сейчас не дрогнула, но хорошо, что женщина успела отвернуться.
"А что ты думала, а? Что уйдешь, а Ротбарт монахом заделается?"
Дальше думать не хотелось. Мысль о том, что у него есть ребенок от другой женщины, остро кольнула сердце, но тут же отступила. Выбор, снова приходится о нем вспоминать. Он у Женевьевы был, она его сделала, и сорваться сейчас на какие-то глупые чувства будет в корне неправильно.
Не то, ради чего она просила у Ротбарта этой встречи.
Он уйдет, оставив горечь воспоминаний, как привкус полыни, но тут же будет и сладость, словно вкус спелого персика, от других воспоминаний. Все, что есть в настоящем, это порода митгардского короля, пусть и без королевства, навсегда отпечатавшаяся во всех будущих потомках самой Женевьевы.
Она аккуратно поставила тарелку, в которой аппетитно источали запах и сок куски колбасы в окружении яичницы, на стол перед Ротбартом, положила вилку и ломоть хлеба, вчерашнего, но все еще мягкого и вкусного.
А молчание затягивалось, пора было продолжить разговор, отставив в сторону все переживания по поводу того, что где-то уже не у ее мужчины была семья.
- Я знаю, что тебе это не нравится, - в закипевшую воду отправился пучок ароматных трав, на столе появились две кружки. И Женевьева, наконец, заняла место напротив Ротбарта. Впервые с его прихода, оказавшись с ним лицом к лицу. - Поешь сначала, а то остынет. А я пока попробую объяснить, почему я так поступаю. - Жинетт вздохнула, опустив глаза, рассматривая свои руки. - Это не мой выбор. Она боится, Ротбарт. Начала недавно обращаться, я пыталась ее научить тому, как стать хозяйкой своему волку, но она боится его. Боится, что он может причинить вред тем, с кем она общается. А еще девочка влюблена, хочет замуж, и совершенно не представляет, как сказать об этом будущему мужу.
Но сказать-то придется...
- Я знаю, что она не сможет так жить. Но сейчас это бесполезно ей объяснять. Возможно, когда она станет старше, все станет проще.
Жинетт наполнила кружку травяным напитком и пододвинула ее к Ротбарту. Налила и себе, чтобы смочить горло и скрыть волнение за движениями.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]
Отредактировано Genevieve (2015-08-04 19:25:57)
“Женщина, ну вот за что ты так со мной поступаешь? Ты вот ешь, а я тебе аппетит испорчу, и кишки за уши накручу.”
Ротбарт вздохнул и перехватил кусок хлеба в другую руку, отрывая от него небольшие куски – так, чтобы на каждом хватило мякиша и корки. Любил он сначала полопать желтки и оставить хлеб набухать в золотистой, как летнее солнце и листва осенью, жидкости. А еще это давало время послушать Жинетт, не строя морду обиженного на все про все козла.
Колдун, возможно, как никто другой понимал – жжется.
Вот то, что ей нужно сказать. Так же жжется изнутри, как и необходимость увидеть его реакцию на то, как она изменилась. Ротбарт мог бы сказать, что не понимает этого, но так бездарно врать, тем более самому себе, в его привычке не входило. Люди сразу видят то, как ты выглядишь. Оценивают тебя. Это потом уже те, кто поумнее могут рассмотреть и покладистый характер и умение вовремя съездить щитом по мозгам. Да и сам Ротбарт был не сильно лучше, так же оценивал людей по первому впечатлению. Правда, тут следовало бы уточнить – у оборотня и колдуна первое впечатление слегка так напоминает полноценное потрошение туши на бойне.
- Как сказать будущему мужу, что она хочет за него замуж? – Колдун усмехнулся и потянулся за вилкой. – Ну, что тут скажешь… Можем поймать, связать и не выпускать, пока предложение не сделает. Ты со сковородкой, я с топором – ну как таким откажешь.
Улыбка Ротбарат стала шире, стоило представить сказанное им самим. А что? Картина получалась очень даже. Да и, кроме того, голос Жинетт звучал успокаивающе, как ласковая трепка по холке знакомой руки.
- Да понял я. Понял. – Колдун поймал себя на том, что так и вертит в руках вилку.
А вот правда – понял ли?
Нет, с аргументацией проблем не было. С яичницей, впрочем, тоже. И колбаса была вкусной, и яйца свежими, и желток не пережаренным. Даже хлеб – идеальным, не сегодняшним, иначе размокал бы в кашу вместо того, чтобы впитывать.
Только с собственной памятью почему-то рассказанное Жинетт не вязалось. Почему это девочка начала обращаться недавно? Зова луны не слышала? Или, опять же, спасибо бабушке за подходящую обстановку? Нет, Ротбарт не собирался ни на кого собак вешать. Он действительно пытался понять. Так же, как с Одилль в свое время. Не слышишь? Точно? Не тянет опуститься на четвереньки и повыть? В позвоночник скорая трансформация не стреляет? Вообще в то время колдуна преследовало навязчивое желание самому повыть, от всей души жалуясь небесному светилу на то, что никто по логову на четырех коротких лапах не носится, носом под колено не тыкается и ножки у письменного стола не грызет. Вариант вернуть девочку бывшей любовнице с пометкой «не моя порода» был к тому времени уже физически невозможен. Наверное, больше к счастью, чем к сожалению, ибо к Одилль он давно и прочно привязался.
Мысли ускакали куда-то совсем далеко и Ротбарт коротко засмеялся.
- Прости. Вспомнил, как сам отжимал у самоеда нашего повара его подстилку. Под конец полнолуния это казалось самым замечательным местом на свете – тепло, мягко и можно сколько угодно охотиться за ногами кухарок. Проблемой было разве что зубы у оборотня похлеще волчьих или собачьих – от меня не спасали даже хорошие сапоги. Так что в итоге от меня либо откупались мясом так, что мне уже было лень бегать, только лежать и переваривать, либо в полете бить полотенцем по хребту – но на такой выпад были способны не все. А самым довольным в итоге был самоед, вне полнолуний я его вычесывал.
Улыбка колдуна поблекла и угасла. Где сейчас эти люди?
Ротбарт был резок, когда дело доходило до выдирания кого-то из своей жизни. Он перечеркнул их всех. Кроме тринадцати Бездушных егерей у него не было подданных, только предатели.
- Спасибо. Было очень вкусно. – Колдун отставил тарелку, чистую, словно не ней никогда и не было ничего.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83193344.png[/AVA]
Ожидая встречи, Жинетт что-то себе представляла. Несколько вариантов того, как себя вести, как себя может повести Ротбарт.
Все не то. И не так. Все шло по-своему, вне всяких предположений и планов.
И Жинетт рассмеялась тому, как бы они с Ротбартом внушали возлюбленному Руби, что он просто должен был сделать той предложение. Да, именно так, она со сковородкой, он с топором...
Так могло быть?
Нет. Потому, что в королевском дворце королева не ходит со сковородкой и не гоняется за женихами своих девиц.
Да и какая из нее королева могла бы выйти? Не смешите.
Все не то. И все не так.
И слушая Ротбарта, Жинетт терялась. Вдруг даже показалось неважной и глупой причина для встречи: ну в самом деле, живут же себе оборотни, она жила и ей нравилось, так чего Руби, как неродная? Где ее характер, где ее упрямство, где порода дедушкина, да и бабушкина тоже?
Сказать ей "нет", и пусть учится жить с частью себя. А то променяет часть себя сейчас на благолепие в деревне, а дальше что? Будет хуже, чем у Женевьевы, быстро от нее сбежит волк. Хотя может ли сбежать волк от рожденного оборотня? Это ведь бабушка у нее укушенная, а внучка-то рожденная...
И снова все не то. И не так она начала разговор.
Жинетт снова рассмеялась, когда Ротбарт рассказывал о своем детстве. Так живо представилась картина, как черноволосая синеглазая малявка отжимает у бело-пушистого самоеда подстилку, нежится на ней, лакомится мясом, гоняется за ногами.
От картины что-то защемило в груди, и Жинетт даже опустила голову, чтобы Ротбарт не заметил, что от веселья она как-то слишком близко приблизилась к тоске. Впрочем, как и он сам: минуту назад смеялся, а теперь выглядел серьезным, и лицо, будто из камня вырезанное.
- Не за что.
Жинетт любила для него готовить. Это было чем-то странным и чуждым, когда меняешь жизнь наемницы на оседлое. С Ротбартом в ее жизни появились дом, кухня, сковородки. И даже поначалу все это стремительное одомашнивание напугало ее, ведь она и не представляла, что это все можно каким-то образом увязать, избежав сакраментальной фразы "женщина, твое место на кухне". Но потом вдруг оказалось, что Ротбарт не отбирает арбалет, не прячет щит, и что вполне можно совместить эти две стороны жизни, когда одна не будет мешать другой.
Женщина протянула руку, медленно, будто боясь спугнуть момент, коснулась пальцев Ротбарта, накрыла их своей ладонью, погладила.
Только сейчас, когда все чувства пришли все-таки к большей ясности, когда она из себя вытолкнула все то, что тяготило ее в предстоящем разговоре, а Ротбарт разрядил обстановку шутками, Жинетт заметила, что и его коснулось не столько время, сколько какая-то внутренняя усталость. Женщина мягко сжала его руку.
- Что происходит в твоей жизни, Ротбарт?
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]
Вот ведь бывает так. Вроде и компания хорошая, и сыт, и обогрет. Всячески жизнью доволен быть должен. А вот рожа почему-то каменеть начинает.[AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83193344.png[/AVA]
Словно ушат холодной воды на голову вылили.
Что в жизни? Происходит, значит… Ничего не слышала или хочет, чтобы сам рассказал? Да нет, не слышать не могла. Короли – не деревья в лесу, когда падают с трона грохота немало.
- Живу, как видишь. – Ротбарт протянул руку, накрывая пальцы Жинетт поверх своей ладони. Несильно сжал в ответ, давая понять, что ласка принята и даже приятна.
Но не будет этого разговора.
Колдун просто не знал, как о таком можно рассказывать, какими словами. Будь Жинетт его, все было бы в разы проще. Прийти, уронить невыносимо тяжелую голову на колени и выть. О той боли, для которой еще не придумали слов люди. О том, как верные, верящие – тебе и в тебя – егеря умирают от чужих мечей. Да, тащат с собой на тот свет десятки, а то и сотни чужих солдат, но ты не готов разменивать их жизнь ни по какому курсу. О том, как больно просчитаться, веря в собственный народ, и тошно – понимать, что на тебе ломается династия отцов, дедов и прадедов.
Или скалиться – зло, бессильно, когда от собственной слабости едва не подыхаешь. Ну да, не рассчитал старина Билли, что королю-то плевать на фазы луны, он волком когда угодно перекинется. Или же наоборот, ощерить окровавленную пасть – страшная байка о короле-оборотне любила приходить к предателям и показывать, что вполне себе реальна.
И эта женщина не сочтет тебя ни слабаком, ни монстром, потому что уже – раз и навсегда – приняла целиком. Такого, как есть.
«Когда для понимания становятся не нужны человеческие слова…»
- Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, Жинетт. – Ротбарт покачал головой, давая понять, что продолжения этого разговора не будет и обсуждению это не подлежало. Его сила – это ее сила, стоило лишь раз сказать. Но его слабости и ныне, и присно, и во веки веков – лишь его слабости. Их можно разделить со своей женщиной, не с той, что когда-то ей была.
Оскорбить Жинетт колдуну не хотелось никоим образом. Он говорил спокойно, не повышая голоса. Но от разговора о себе уходил, уклонялся. Ротбарт был благодарен за время, проведенное вместе, и считал неприемлемым бросаться упреками о том, что стала бы женой – сама бы знала.
Живет.
Ну да, живет.
Только лицо окаменело, да весь подобрался, лишившись ленивой сытой истомы, так свойственной ему. И Жинетт огорченно подумала, что это она тому причина, своим вопросом испортила такой момент.
А может, не в то время задала. Может, с этого следовало начинать, а она стремилась с ходу решить вопрос внучки.
Женщина улыбнулась, ласково и даже нежно. Так, как давно не улыбалась. Тень той улыбки, которая когда-то предназначалась Ротбарту или только ему.
Что-то она в этой жизни упустила. И впервые за прожитые годы на плечи легла тяжесть и вопрос: вдруг ошиблась, вдруг была не права.
Кажется, об этом она уже сегодня думала.
Рука Ротбарта теплом ласкала ее руку. Она знала этот жест, понимала. И без слов. Но слова тоже никогда не бывают лишними в таких случаях. И Жинетт кивнула:
- Я знаю, Ротбарт.
Женщина поднялась из-за стола. Вроде как с мыслью убрать со стола. Но несколько шагов сделала никак не в сторону мойки для грязной посуды, а к Ротбарту. Импульс, какой-то совсем безотчетный: шагнуть к нему, запустить пальцы в длинные с проседью волосы - наверное, у него и шерсть уже серебрится под луной, как же ей отчаянно хотелось увидеть его снова волком, бежать с ним рядом... - притянуть его к себе, пристраивая тяжелую голову на своей груди. Дженни зарылась носом в волосы Ротбарта, вдыхая аромат зимы, леса, свободы, той далекой жизни, которая у них когда-то была.
Она не стала спрашивать о ребенке.
Не стала больше задавать вопросов о той жизни, которой он живет.
Просто обнимала, поглаживая густые волосы, что волчья шерсть, отдаваясь той минутной ласке, которую передавала ему, которой делилась, будто пыталась согреть Ротбарта, согреться сама, даже если ему это было не нужно.
Она прикрыла глаза, забываясь. Треск огня в камине, запах съеденного завтрака, тепло в кухне - все это ничем не отличалось от того, другого дома, только они изменились, каждый со своим багажом прожитых лет.
- Тут всегда тебя будет ждать горячая еда и теплая постель, Ротбарт.
Странная встреча.
Непредсказуемая. Еще недавно Жинетт думала, что она может закончиться скандалом, а теперь вот...
Не было скандалов. Была лишь легкая грусть. И спящая девочка наверху.
Ну уже не девочка, да. Не та маленькая девочка. Взрослая, но все еще глупая, неопытная, страшащаяся себя.
- Хочешь посмотреть на Руби?
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]
Знает она… А может и правда – знает.
Ротбарт тяжело вздохнул, позволяя себя обнять. Не потому, что неприятно или хотелось отстраниться. Он чувствовал, как через рубашку, по хребту, до самого сердца и солнечного сплетения пробирается тепло. Не его собственное, не огня в камине, но все равно такое знакомое. Колдун позволил себе расслабиться, откинуться назад и притянуть голову к груди Жинетт. [AVA]http://static.diary.ru/userdir/3/1/2/2/3122188/83193344.png[/AVA]
Захотелось плюнуть на все и остаться.
Что, ему места тут не найдется? А работа, нормальная, повседневная работа, в доме всегда найдется. Он любил ее – оборотень, колдун и король без королевства. Пока есть, кому колоть дрова и печь хлеб, жизнь продолжается. Сложно сказать, сколько времени они так провели, наслаждаясь давно забытым ощущением друг друга рядом. Но дрова в очаге все так же горели, когда Ротбарт тяжело поднялся из-за стола. Это не было медлительностью больного или уставшего человека, да и вообще, в последние годы колдун приобрел некоторую вальяжность движений. Мчаться стрелой надо, когда это нужно, а рваться вперед – когда вырываешь кому-то глотку.
- Хочу. – Улыбнулся он.
Дети – это прекрасно. В особенности – спящие, не бегающие по потолку и не превращающие в лягушек несчастную прислугу. Ротбарт усмехнулся, глядя на черноволосую девочку-подростка, во сне обнимающую подушку и сбившую одеяло куда-то в ноги. Он не пытался разглядеть особого сходства. Разве что вороная грива досталась точно от него, Жинетт всю жизнь, и до седины, была светлой масти.
И представить, каково это – остаться в этом доме, колдун тоже не пытался. Не стоит оно того – душу бередить. Просто обнял Жинетт со спины, возвращая ее собственное движение. Прижался щекой к виску женщины и тихо, чтобы не разбудить Руби, произнес.
- Значит, я угадал. Ей пойдет красный плащ.
Отредактировано Rotbart (2015-08-18 20:59:48)
В окна сочился серый свет, намекая, что день уже вступил в свои права, скоро в трактир потянутся люди, готовые заплатить за горячий завтрак. А Жинетт впервые за долгое время не хотелось готовить, не хотелось думать о людях. Только запереть дверь на все засовы и вот так простоять, просидеть, прообнимать Ротбарта.
Ей даже захотелось разбудить мирно спящую Руби, чтобы дедушка объяснил внучке, что глупость это все, если ты рождена оборотнем, то тебе никакой плащ не поможет. Либо совладаешь с самой собой, либо оно тебя сожрет.
Но ничего из этого делать, наверное, не стоило. Странно - раньше Жинетт точно знала, что надо делать, чего не надо, была уверена в том, что говорила. Иллюзия, конечно, не более - никто в этой жизни не может до конца быть уверенным в своих словах и поступках, остаются сомнения, куда уж без них. Но главное, сила собственного убеждения.
А сейчас она чувствовала растерянность. Душащую, требующую ответа или решения, которое может все жизнь перевернуть с ног на голову. И привести к одному единственному вопросу "а надо ли уже сейчас?"
Жинетт отчаянно, до боли, чувствовала, что надо. Но в голове крутились мысли о том, что у него где-то есть ребенок, о котором она и спросить уже не может, значит, его где-то ждут. Что ж предлагать-то, нарываясь на отказ, а потом чувствовать себя распоследней дурой? Не то чтобы к старости она боялась таких ситуаций, скорее уж не хотела, чтобы сердце по ночам кололо, да пустая постель снова стала проблемой.
Когда-то она тащил в такие дни с собой спать сначала дочку. Потом внучку.
Нежность была какая-то страшная. Вот сейчас, когда руки Ротбарта сплелись где-то там, где раньше была талия, когда под пальцами его кожа отдавалась теплом. Эта нежность словно наизнанку выворачивала от ласкового шепота, и хотелось плакать. А Жинетт и не помнила, когда плакала в последний раз.
Но именно эта нежность сейчас делала момент прекрасным, распадаясь на тысячи блестящих снежинок, делая все вокруг каким-то незримо особенным.
- Пойдет. Она на тебя похожа. Такая же как ты, красивая и стремительная. Просто еще маленькая.
Анита была внешне похожа на нее. Но так и не была ее дочерью, оставаясь какой-то диковатой, словно бы готовой все время куда-то бежать.
И сбежала.
А Руби и правда, каким-то образом через поколение впитала в себя всю породу Ротбарта. И Жинетт иногда было обидно, что в той не было ничего от нее. Но чаще она просто радовалась, наслаждаясь этим странным чувством удовлетворения от того, как причудливо переплетаются в детях характеры тех, кто их породил.
Сколько они так стояли и смотрели на Руби, Жинетт не знала. Она совсем не чувствовала времени. Но девочка начала ворочаться, и женщина с неохотой выскользнула из теплых объятий Ротбарта, чтобы подоткнуть одеяло.
Они вышли из комнаты. И Жинетт снова ощутила какую-то глупую, давно несвойственную ей растерянность. Между ними с Ротбартом раскинулась тихая грусть, видимо, каждый из них думал о том, что могло бы быть, если бы...
И эта грусть толкает на разное. Кто-то уходит плакать за двери. Кто-то стремится снова забыть.
А Жинетт позволила себе еще одну вольность, хотя и вольностью-то это называть было смешно. Она подалась вперед, ловя лицо Ротбарта в шероховатые от воды и работы ладони, обласкала пальцами щеки, приподнялась на носик и прижалась губами к губам Ротбарта. Коротком, но теплом поцелуе.
Что ж, ей этого очень хотелось практически с первой минуты встречи.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]
- Эй, не надо.
Почему-то именно рядом с Жинетт это получалось совсем легко, очень-очень естественно. Быть спокойным, чуть потрепанным жизнью, но, в целом, довольным собой. Без собственных монстров, выросших из не доведенной до конца мести. Без капризов Одиллии, ну, это у девочки от матери. Либо перерастет, либо муж ее в итоге удавит. И тогда снова придется мстить…
Но сейчас все это было совершенно не важно. Все, кроме одной-единственной женщины. Не первой, не последней, но самой важной – половинке твоей души.
Ротбарт зеркально повторил движение Жинетт, ловя ее лицо в ладони.
- Было то, что было, любимая. Каждый из нас делал свой выбор, и причины для них были. Самое глупое, что мы можем сделать – гадать, что было бы, если что-то пошло по-другому.
Где-то была та злобная тварь, что стремилась ударить побольнее. Совсем рядом, если на то пошло. Но сейчас, рядом с Жинетт, эта тварь сворачивалась на коврике у камина и довольно посапывала во сне.
От слов Ротбарта болезненно заныло сердце. Повеяло прошлым. Несбыточными мечтами.
Жинетт закрыла глаза, позволив себе спрятаться на груди мужчины, единственного, которого она любила за всю свою жизнь. Ту самую жизнь, что катилась к своему закату.
А Ротбарт был прав - гадать глупо. Тратить на это время глупо. Лучше потратить оставшиеся минуты на тепло дыхания, щекочущее совсем побелевшие волосы, на тепло рук, обнимающие друг друга. Когда еще такое представиться, ведь и без слов было понятно, что ее волк не воспользуется ее приглашением, как бы обоим этого не хотелось.
Где-то его ждали.
Кому-то - помимо них с Руби - он был нужен.
И отбирать у них Ротбарта Женевьева не имела права, ведь сама когда-то отпустила.
Шорохи дома становились громче. Где-то нагло скреблась мышь - проклятье, надо бы кота завести, да сколько ни пробовали, все равно уходят, морща нос от собачьего запаха, внизу хлопнула дверь и послышались голоса помощниц, пришедших на работу, а за дверью шевельнулась Руби, что-то стукнуло, что-то зашуршало.
Жинетт отстранилась, отступила от Ротбарта на шаг, но все еще не отпустила его теплой руки, сжимая сильные пальцы мужчины.
Кажется, им было пора что-то делать.
Оставаться.
Уходить.
Решать.
И они решили.
Ротбарт словно растаял в свете хмурого утра, среди голых деревьев. Жинетт еще несколько минут стояла на крыльце, зябко кутаясь в старую шаль, пока позади, в тепле дома не послышался голос Руби. Пора было возвращаться к своей жизни, снова отпустив прошлое в прошлое.
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/1/0/8/0/1080661/83192406.png[/AVA]
Вы здесь » Once Upon A Time: The magic of the North » Отыгранные истории » Принеси мне цветочек аленький
