Вдохновение находило Вирджинию после заката. Было что-то особенное в сумерках, когда дневной свет постепенно угасал, а город начинал погружаться во мрак и становиться куда более поэтичным и загадочным, чем днем, когда были видны все облезлые и потрескавшиеся вывески, когда все жители казались знакомыми и полинялыми от времени типичными обитателями заурядного маленького городка, где даже нет собственного кинотеатра, а вместо конкуренции в бизнесе есть штучные представители каждой отрасли, что все просто как-то сводили концы с концами. Здесь процветала невиданная для больших городов система кредитования, когда обед могли с легкостью выдать в долг, потому что все свои и каждый день перед глазами; забыл кошелёк - завтра зайду к тебе за продуктами и отдашь тогда. Полугородская, полудеревенская жизнь, в которой тоже была своя прелесть, но с наступлением темноты границы города как-будто бы раздвигались, Сторибрук становился больше и красивее, благороднее и стариннее. Воображение само дорисовывало несуществующие здания в средневековом стиле, старый и местами трескавшийся асфальт превращался в брусчатку, а намозолившие фигуры знакомых становились неузнаваемыми.
С закатом слышались какие-то мелодии в воздухе и казалось, что пахнет сандалом и немного пачули, но Вирджиния была уверена, что это всё лишь магия и обаяние сумерек, когда границы стираются и позволяют воображению приукрашивать мир. Ночами ей писалось очень хорошо - едва ли не с заката и до рассвета она могла не поднимая головы строчить удивительные истории, буквы легко ложились в слова, а слова в предложения и оплетали страницы, но потом, когда на свежую голову днём она перечитывала написанное накануне, то всё вновь казалось тусклым и заурядным, недостойным даже того, чтобы нести в редакцию или давать кому-то из знакомых прочитать, поэтому все рукописи отправлялись в мусорное ведро.
А вечером всё повторялось вновь. Вирджиния любила гулять по вечернему городу, заходить выпить сваренного по-арабски черного кофе без сахара из маленькой, размером чуть больше наперстка, чашечки. Этот кофе согревал, потому что женщина всё время зябла и мерзла.
Сегодня в кафе было не очень много людей, хотя здесь больший ажиотаж был обычно утром, когда жители забегали позавтракать перед работой или уже в обеденное время. Ужинали, обычно, дома, но сейчас было поздно и для ужина. Она собиралась сесть за свободный столик и дождаться своего заказа, когда, проходя мимо одной из посетительниц, внезапно зацепилась взглядом за рисунок. Она не могла объяснить, что именно привлекало её в этих завитках на бумаге, похожих на арабскую вязь, в очертания какого-то пустынного пейзажа, но сердце как-то странно защемило, как будто бы это было чем-то очень важным. Возможно, ей действительно стоило бросить всё и уехать куда-нибудь в тёплые края и перестать мерзнуть, если даже намек на жаркие и пустынные страны вызывал у неё столько эмоций.
- Простите, я что-то засмотрелась, - сообразив, что она стоит уже неприлично долго рядом с незнакомкой, Вирджиния улыбнулась и взглядом показала на рисунок. - Очень красиво. А что это будет? - она машинально убрала выбившуюся из тугой косы прядь, множество тонких браслетов мелодично звякнули. - Можно к вам присесть? Я, признаюсь, глаз отвести не могу от этой работы.