Мальчишки оставались мальчишками, даже будучи Хранителями. Порою милыми и смешными, но куда чаще - ужасно раздражающими и вызывающими желание взять за шкирку и хорошенько встряхнуть их так, чтобы зубы клацнули.
А конкретно Фросту Ольин от всей души бы еще и подзатыльник отвесила - хранитель веселья, излишне увлекшись, проморозил небольшую полянку так, что в ближайшие несколько лет на ней расти ничего не будет. И, конечно, ему было безумно стыдно (уж фея постаралась сделать так, чтобы и впрямь было), но исправить это ничего не могло.
Ольин даже не знала, какие именно цветы растут на этой полянке, но это не мешало ее любить. Тихое, спокойное местечко, где можно было отдохнуть и побыть наедине с собой. Не то что бы Ольин сильно уставала от общества других фей, но укрытие, о котором никто не знал и где никто бы не нашел, никогда не бывало лишним. Даже не укрытие, так - небольшая полянка среди вздымающихся многолетних деревьев, с которой открывался чудесный вид на небо. По ночам оно все было усыпано тысячью звезд, и эти часы - тихие, наполненные нездешним спокойствием и умиротворением, - были особенно ценны.
А теперь и неповторимы.
Ольин вздохнула, подцепив пальцами увядший раньше времени бутон, окинула взглядом всю полянку. Наверное, это все можно было бы исправить с помощью волшебства, но... но не дело это - вмешиваться в жизнь природы. Тем более дважды.

Ольин не боялась - это она могла сказать совершенно точно. В Зачарованном лесу, а особенно здесь, на этой полянке, которую она считала своей, бояться ей было нечего. Феи вообще мало чего боялись - разве что отнимут крылья... Но такое случалось редко, очень-очень.
И появление незнакомого человека ее не напугало, только заставило прерывисто вздохнуть, успокаиваясь, убрать с лица мешающуюся прядь и отпустить коленки, которые обнимала до этого. Незнакомец не вызывал опасения, но настороженность - вполне. Он казался безобидным, обычным человеком, уставшим и насквозь пропыленным - будто бы не один день шел вдоль дорог, глотая пыль. Но во взгляде было что-то, что вынуждало присмотреться внимательнее и не спускать глаз. Что-то было в нем такое, отчего вспоминался Джек Фрост, и это не оставалось незамеченным.
- И вам не болеть, - Ольин тускло улыбнулась, подвинувшись, освобождая удобное место под деревом. Разгладила, вернее, попыталась разгладить смятую ткань юбки, - безрезультатно. Подол местами был испачкан соком травы и пыльцой, и вообще любые попытки как-то привести одежду в порядок выглядели смешными. И совершенно бесполезным.
- Подскажу. И проводить могу, здесь недалеко, - фея кивнула, бросив любопытствующий взгляд на путника, изучая его. Деревенька здесь и впрямь была недалеко - шесть или семь часов ходьбы, да и то если идти не торопясь, медленно. - Часов семь, если идти, вряд ли больше.
Такой крюк ей и правда ничего не стоил и особого труда не представлял - что для феи семь часов? Так, ерунда. Что по времени, что по силам - и устать толком не успеет; и не столько ходила.
- А как вы здесь оказались? Здесь же дорога наверняка есть, зачем с нее в лес свернули... - Ольин замялась, не зная, как обратиться к незнакомцу, и протянула ему руку - жест, подсмотренный у людей. - Я Ольин. А вы?

— Здесь немудрено заблудиться, — Ольин кивнула, выслушав нового знакомого, коротко пожала плечами. — Тропинок много, и каждая верной кажется, но далеко заводят. Здесь и местные иногда плутают, ругаются, что лесной дух их водит. Или феи, — она весело фыркнула, сощурившись. — Только глупости это. Феям будто делать больше нечего.
Солнце грело, просачиваясь сквозь шуршащую листву, бросало солнечный зайчики на траву и лицо, заставляя щуриться, но это было приятно, хорошо. Ольин любила тепло и с трудом переносила холод, но никогда не могла объяснить себе, почему. Она ведь даже не мерзла толком — не больше, чем все остальные, но холод всегда пугал, от него хотелось сбежать… Холод мог быть красивым, но не переставал от этого быть жестоким, пускай и случайно.
Холод уничтожал жизнь, но сейчас было тепло, весело щебетали птицы в густых ветвистых кронах, и думать о плохом не хотелось.
— Спасибо, — взяв предложенное угощение, фея улыбнулась. — А мне вам даже и предложить нечего… Но здесь недалеко есть ручей. Можем потом дойти до него, он почти по пути. Дома не хватятся, — спохватившись, что так и не ответила на вопрос, Ольин растерянно потерла шею. Не говорить же, что хвататься и некому — люди на такие слова всегда странно реагируют… — Я как раз возвращаюсь, — просто очень окольными путями. — А куда вы направляетесь, Гарольд? Или просто так путешествуете?
Человек — Гарольд — был немного странным, по-прежнему настораживал, но и опасения и страха все так же не внушал. Странным и любопытным, он казался намного старше, чем выглядел, но разве этим кого-то удивишь в Зачарованном Лесу? Разве этим удивишь фею, которая сама выглядит словно девчонка, когда по людским меркам прожила жизнь двух древних старух?
Уходить отсюда не хотелось, но еще больше Ольин не желала смотреть на увядшие, поникшие цветы, раньше времени отцветшие свое. Прошлое прошлому, и надлежало двигаться вперед, иногда, например, сейчас, и в буквальном смысле.
Ольин не любила ходить вдоль дорог — слишком пыльно, да и опасно. Не то что бы она всерьез опасалась нападения разбойников, но все же осторожность никогда не была лишней. И лес она знала намного лучше, никогда не блуждала — просто знала, куда идти, — и чувствовала себя здесь спокойно и защищенной.
— Я не слишком хорошо знаю, где здесь дорога, так что лучше идти через лес, — позже, когда они уже пошли, пояснила фея. — Но тропинка здесь совсем недалеко, полчаса по ней и налево — и будет ручей. Он всегда холодный, даже в жару, только почему — не знаю.

Ольин не врала — она просто немного недоговаривала. Или называла правду, только другими словами.
В общем, не врала, совершенно точно — потому что врать фея не то, что не любила, скорее просто толком не умела.
Поэтому она просто немного по-другому подавала правду — ведь она и в самом деле возвращалась, пускай и немного окольными путями, да и хватиться ее никто не мог. В самом деле.
Слова спутника заставили фею споткнуться, когда она, чтобы посмотреть на мужчину, отвлеклась от раскинувшейся под ногами дороги, которой не было, но которую Ольин угадывала легко, зная, где пройти, где пролегает почти незаметная трока. Впрочем, новый знакомец тоже шел легко — грузно, вроде бы не слишком быстро, но под его ногами не хрустели веточки, осыпавшиеся на землю, не трещала ветка кустарника, которую он мог зацепить, проходя мимо…
Он точно не был обычным человеком. Фея привыкла доверять своей интуиции, уж слишком редко она ошибалась.
Вот и сейчас казалось, что слова его странны. Не только потому, что шли они сквозь Зачарованный Лес, раскинувшийся на многие сотни и тысячи миль, где в самом воздухе магия разлилась, пропитала его. Просто… Нет. Казалось это немного несовместимым — этот странник и его слова.
Да и сами слова для Ольин, для которой магия была неотъемлемой частью жизни, тем, что текло по ее венам вместе с кровью, благодаря чему она жила и дышала, без чего не могла… ничего, эти слова звучали глухим набатом, разрывающим голову.
Магия есть. Это ведь очевидно. Как ее может не быть?..
— Как же так, нет магии, — Ольин улыбнулась неловко, прервав наконец повисшую тишину, и покачала головой, бросив на спутника быстрый и внимательный взгляд. — Она есть, как ее может не быть. Я не знаю, может быть, вы говорите о всяких огненных шарах, которыми ведьмам полагается швыряться в людей, приворотах, зелья, о чем там еще думают люди, когда слышат о магии, но…
Фея дернула плечом, потерла кончик носа.
— Но ведь магия — она в разном. Иногда и в том, что и вовсе за магию не считают. Например, утешить человека, который потерял всякую надежду. Поддержать в тяжелой ситуации. Или… Не знаю. Мало ли, — снова пожав плечами, Ольин тихо вздохнула. — Та же любовь — это ведь тоже магия. Способность простить и принять после предательства. Магия есть во всем, как же иначе, — этого она и правда не понимала. — Просто иногда люди и не знают, что это она.
После той заминки Ольин быстро вернулась к привычному ей шагу и шла теперь, уже не сбиваясь.
— Иногда боюсь, — сейчас фея не врала и даже не недоговаривала; иногда ей и в самом деле было немного страшновато, но очень редко. Обычно тогда, когда она сама себе казалась опустошенной, бессильной, слабой — тогда она могла испугаться и мелькнувшей среди деревьев тени. — Но обычно нет. Напасть и возле дома могут, а уж как далеко от дома… — она коротко пожала плечами. — Добрые люди найдутся везде, кто-нибудь да поможет.
Меж тем звон ручья, едва слышный, стал намного громче, и несколько минут спустя они вышли к нему.
— А что за книга? — Ольин, сев возле ручья, сполоснула руки, умыла лицо. День был теплым, фея предпочла бы более прохладную погоду, но выбирать не приходилось. — И много ли вы уже написали?

"Видела", - подумала Ольин слегка уязвленно.
Множество раз видела.

Видела, как за раненым товарищем через поле боя бросается солдат, рискуя собственной жизнью. Как нищий, и сам голодный, делится единственным за пару суток куском хлеба с беспризорным ребенком. И блудного сына, со всех ног ринувшегося домой при одной только вести о том, что престарелой матери стало плохо. Этот свет слабый и хрупкий, его не то, что не потрогать - увидеть-то не всегда удается, но огоньков этих всех вместе и сразу хватит, чтобы облить светом целый мир.
Ольин немного обидно, не за себя, за них. Уже столько лет они - главная причина любить свою работу. И не отворачиваться, когда, в темные часы, хочется закрыть глаза ладонями и больше никогда не смотреть на людей.

- Вечно вы взрослые так говорите, - фея беззлобно, но с хитринкой, рассмеялась, - Сначала "устами младенца глаголит истина", а потом "маленькие вы еще, ничего не понимаете". Во что же тогда верить? В то, что добру всегда нужны кулаки, или в то, что все субъективно?

Ну что за разговор со случайным попутчиком - горазд на каверзные вопросы и подковырки. Ни дать ни взять беседа тех фей, что постарше и уже хоть пыль столетий вытряхивай. Такие вещи могут обсуждать часами, переливая из пустого в порожнее - что люди не меняются, и труд у них, фей, сизифов, но при этом нельзя терять надежду на мифическое послезавтра, следом за которым все непременно должно стать как-то иначе. Ольин в этих беседах не участвует, только фыркает. Она молода по меркам духов, но чуть больше столетия было достаточно, чтобы прийти к своим выводам.

Ольин знает, что в мире есть зло. И что иногда оно даже побеждает - потому что нет поля битвы жарче, чем человеческая душа. Захватив себе место, оно растет и множится, как опухоль, творя зло от зла, руками того, в ком засело. А еще она знает, что людей этих не нужно ни бояться, ни ненавидеть. Их нужно жалеть. Ибо злой человек чаще всего опустошен, и душа у него вывернута наизнанку. Он заблудился, и не может быть счастлив. А то и вовсе, утратив разум, заменил для себя один полюс другим.
Люди во мраке блуждают вслепую, натыкаясь на стены. Но каждая из душ так или иначе тянется к свету, если видит его и знает, что он есть. Если их есть кому взять за руку.

Фея не говорит этого, потому что не чувствует за собой права учить того, о ком ничего не знает. Она еще не умеет читать души так, как это делает Голубая - которая всегда смотрит так, что чувствуешь себя прозрачной, как стекло. И такой же хрупкой. Новый знакомый вызывает в ней все больше любопытства, и все меньше сомнений, что это обычный человек. Больше всего это походило на неожиданный экзамен. Испытание, о котором нельзя знать заранее, и к которому нельзя подготовиться. Отвечай - но только так, как считаешь нужным.
- Простите, - стряхнув воду с рук, Ольин примостилась на замшелый валун, дожидаясь, пока попутчик набрет воды и напьется сам. Она и правда привыкла жить в другом темпе, спешить, и пренебрегать возможностью опуститься на ноги, когда так избаловали крылья, - Дома всегда есть дела, у меня очень большая семья. Нам просто по пути. Проведу вас и сразу домой. А про меня тоже напишете что-нибудь?