В ответ на издевательски-примирительное похлопывание по плечу Леон лишь сжал и разжал пару раз ладонь в кулак и обратно. Братишка умел успокоить так, что хуже не придумать. Он дернул галстук на шее, думая ослабить натяжение, потом плюнул на это дело, внезапно сформулировав для себя ощущения простым словом - тесно. Ему было тесно, будто бы он надел костюм на пару размеров меньше, а теперь пытался расправить плечи. Ткань трещала, врезалась болезненно на сгибах, но ни порваться, ни растянуться не могла, продолжая вынужденную пытку по глупости хозяина. Желая избавиться от появившегося ощущения колдун повел плечами, галантно, но совершенно бездумно ухаживая за Линдой. Мужчина продолжал улыбаться зверской улыбкой, но продолжая ощущать всё ту же тесноту. Не его это, чужая это роль, давно сыгранная, тысячу раз переигранная, но не его. На цирковой арене, где всегда всё норовило свалиться в шарж и гротеск, особенно хорошо чувствовалось, что что-то пошло не так. Смысл был в самом поиске, в процессе, а результат, положа руку на сердце, никто и не рассчитывал получить, а потому всё происходящее сейчас выглядело нелепо и смешно до ужаса, сводящего скулы. Жест доброй воли, когда люди, заслуживающие мести, внезапно оказывались неприкосновенны, до сих пор казался пьяным угаром и хитрой махинацией швеи. По сути, он больше обезопасил от себя сестер Линды, чем себя от них, даже оставив себе лазейку, чтобы в удачный момент случайно придти в гости с топором и лопатой. Всё упиралось в пресловутую дверь. Дверь, которую нельзя открывать.
Дверь, которую уже открыли, выпуская на волю страхи и несчастья, захлопывая в момент, когда остается лишь самое бесполезное и худшее из всего.
Слова Кашнура работают триггером, вскрывая плоть проблемы и выпуская наружу скелеты. Глаза Леонхарта почернели, зрачок закрыл собой голубоватый белок, делая их похожими на черную дыру, сжирающую всё, не отдающую ничего. Он напряженно подался вперед, движением руки останавливая летящее в него блюдце с пирогом на самом краю стола, за мгновение до падения. Он дважды уже видел результат открытой двери, дважды это оборачивалось огнем и ещё одним шажком в сторону смерти. Как и всякое живое существо, не слишком волнующееся за мир во всем мире, Леонхарт хотел жизни для себя, потом для своего брата, а остальные могли катиться куда им вздумается. Или умереть, если подходили слишком близко к запретной зоне, а потому сдохнуть в очищающем пламене однажды, как уже умер его отец, он не собирался. И закрытая дверь была всего лишь имитацией, моделью мира, который вокруг нас.
Вены на скулах мужчины начали чернеть, разбегаясь паутинкой по лицу и создавая впечатление трещин. Всякий раз, когда колдун начинал терять контроль над собой, начиналась трансформация, выдавшая и возраст, и род занятий и всю злость, что ютилась в остатках его сердца.
- Стоп, - С ладони даже не сорвался сиреневый туман. Многое из того, чем сейчас пользовался колдун, было его плетениями и заклинаниями, далеко не обо всех них стоило предупреждать заранее характерной подсветкой. - Посиди-ка немного, дорогая, спокойно, - От взгляда Линды Леон поморщился, хотя девушка и была уже обездвижена. Надо было сказать пару слов брату, пока он ещё контролирует происходящее. - Ну и чего ты хочешь от девчонки, которая уже трижды открыла дверь? Ну или дважды, ладно, - Корб встал, складывая руки на груди и медленно обходя стол вокруг. - Этому не научить. Любая женщина открывает дверь, когда считает, что знает кто за ней. Но мне нужен наследник. Ты вот когда доберешься до этого вопроса? Одна женщина, другая, - Он пожал плечами, возвращая себе нормальный вид. - Любая однажды предаст. Это законы сказки. Если только не избавится от этого, - Он кивнул на исполненный света взгляд Линды, вернулся на свое место. - Но это уже совсем другая история, - Леонхарт щелкнул пальцами, возвращая швею в разговор, когда всё, что ей слышать не стоило, было сказано. - Я на это надеюсь.
Он усмехнулся, понимая, что фраза для Линды будет звучать иначе, чем для Кашнура.