- Мама, мама, я не хотела! Правда! - Девочке страшно, девочке горько, а маленькое тельце сотрясают рыдания, от которых уже все болит. Ещё недавно им с Анной было так весело, было так смешно и забавно сделать из тронного зала каток, слепить снеговика и скакать по сугробам, ещё совсем недавно она ворчала на младшую сестренку, что та мешает ей своими глупостями спать. Теперь вместо глупостей есть горькие детские слезы и страх. Страх с большой буквы, потому что сложно описать, что испытала принцесса, когда егоза-сестра перестала отвечать, когда отсверк красивой и такой веселой магии попал ей в голову. - Я не хотела...
Глаза распухли, губы искусаны - очень страшно, очень. Ещё страшнее то, что сказали каменные тролли, будто бы её магия будет усиливаться, будто бы она опасна. Ещё страшнее, что теперь Анна ничего не вспомнит о способностях сестры, что теперь... Эльза закусила губу, сдерживая очередной приступ рыданий - неужели она такая плохая, неужели она опасная? Она ведь не хотела, совсем не хотела, она бы отдала что угодно, лишь бы подобного никогда не случилось, лишь бы сестра не оказалась между жизнью и смертью, лишь бы её магия не причинила никому вреда, лишь бы той магии вовсе не было. Да зачем она, зачем эта магия, если от неё одна боль?
Она беспомощно смотрит на родителей, не зная, что ещё сказать. Ей очень хочется услышать хотя бы одно ласковое слово, но внутреннее "Я" говорит, что она не заслужила. А заслужила она, напротив, всё то, что теперь происходит - новая комната вдали от сестры, секрет, который никогда нельзя будет рассказать, упреки родителей, которых она чуть не лишила дочери.
- Да, мама... - Девочка сглатывает, безропотно идет за королевой, но на секунду останавливается, оборачивается на свою... на их с Анной детскую и губы предательски дрожат. - Я не хотела... - Как мантру шепчет одну и туже фразу прекрасно зная, что это не поможет. Ах, если бы это все оказалось простым ночным кошмаром, о котором можно было бы утром посмеяться с рыжей сестренкой! Но внутри непривычно горько, по-взрослому горько. - Я монстр, да?
Эльза идет покорно, слезы текут по щекам, но она даже не пытается их стереть, просто идет, с трудом разбирая дорогу, следуя за размытым пятном, которым ей видится мать. Всё ещё очень страшно, а перед глазами образы, которые показывали каменные тролли - она опасливо прижимает руки к груди, сжимая в молитвенном жесте, стараясь ничего не касаться. Больше всего хочется лечь и умереть. Или отдать эту гадкую магию! Она не хочет быть волшебницей, она хочет играть и смеяться с сестрой, не опасаясь ей навредить, она никому не хочет навредить. Она хочет улыбаться, она ещё всего лишь ребёнок, который глотает горькие слезы и не смеет перечить, потому что испуг слишком велик. И то, что комната ближе к родительской спальне не радует, потому что она никогда не сможет вскочить среди ночи от ночных кошмаров и прибежать к ним за утешением, она будет сидеть сжавшись в углу своей кроватки и тихо плакать, так тихо, чтобы никто не услышал.
- С Анной всё будет хорошо? - Она снова сглатывает, ускоряет шаг и забегает вперед Герды, заглядывая той в глаза и не видя их, потому что слезы продолжают течь. - Лишь бы с ней было все хорошо...
Спотыкается и снова отстает, таки решаясь утереть слезы тыльной стороной ладошки. На щеках красные следы от соли.
[AVA]http://s0.uploads.ru/t/N5FSd.jpg[/AVA]

В тот день поможет горю моему
Сознание, что я тебя не стою,
И руку я в присяге подниму,
Все оправдав своей неправотою. (с.)
Важнее слов интонации, с которыми эти слова произносятся. Маленький ребёнок целиком и полностью зависит от родителей, от их одобрения или осуждения, он ловит каждое слово жадно, внимательно, всякий раз надеясь получить отклик на свое действие. Только по словам родителей он может узнать этот мир, ощутить, где правда, а где ложь, где черное, а где белое, что хорошо, а что плохо. Из слов тех, кто дал ему жизнь, кто все будет первым и главным. Из желания быть понятым, признанным, услышанным рождается половина детских шалостей, решений и действий. Каждым своим поступком ребёнок как будто бы кричит: "Посмотрите на меня, посмотрите, я как вы, я могу, я решаю, чувствую, живу! Поймите меня, примите меня!". С годами это желание ослабевает, граница между матерью и ребёнком увеличивается, становясь в один прекрасный момент пропастью.
- Да, мама, - Эльза слушает не слова, она слушает интонации, закусывая губы и послушно стараясь перестать плакать, но от этого слезы лишь сильнее начинают течь по щекам. Она старается, со страхом глядя на Герду, чувствуя волну холода, душевного холода, которая идет от неё, становится меньше, интуитивно сжимаясь в комочек. В словах "ты не монстр" читается другое, совершенно противоположное. Сердечко девочки больно ноет, замирает перепуганной птахой со сломанными крыльями - где-то здесь заканчивается детство, где-то здесь навсегда останется радость, потому что впереди ничего хорошего уже не ждёт, только королевская воля и приказ не говорить, молчать, таиться. Принцесса покорно кивает - она не будет об этом здесь говорить, она больше не пискнет. На лице живут только глаза - большие, мутные от слез, перепуганные настолько, что самым страшным палачом для себя уже стала она сама, горячо желая жизнь отдать за любимую сестру. Но она не монстр.
Знакомые коридоры кажутся бесконечными и пугающе одинаковыми, портреты со стен смотрят укоряюще, словно бы всё уже давно знают, словно бы и до этого знали, а потому заранее осуждали и не одобряли любую мысль старшей дочери королевской четы. Эльзе хочется исчезнуть, пропасть совсем, скрыться от этих взглядов. Руки дрожат, но она упорно сжимает ладошку в ладошке, прижимая их к груди. Она все ещё всхлипывает, хотя и старается душить рыдания, когда мать останавливается, резко опускаясь на колени и встряхивая её. Девочке страшно, она дрожит, но не смеет и пошевелиться. А слова падают на нее тяжелые, упрекающие, обвиняющие. Голова опускается всё ниже и ниже, не в силах удержаться под таким грузом вины.
Она. Во всем. Виновата.
Эльза сильнее закусывает губу, чтобы не расплакаться. И слезы внезапно отступают, оставляя странную пустоту внутри вместе со словом "Уходи". Какое-то волшебное слово, убивающее всякую надежду. Лучше бы она умерла, лучше бы её вовсе не было, она подвела всех, она почти убийца. Много ли надо ребёнку, чтобы начать ненавидеть себя, когда слово "почти" так легко может выскользнуть из фразы, ведь где "почти", там уже и свершившийся факт. Один шаг до бездны.
И она убийца.
Это слово навсегда останется в ней, закостенеет, заполнит всю детскую душу, желавшую счастья и веселья, желавшую порадовать младшую сестренку, такую несносную, но такую чудесную. Кажется, будто бы она заглянула в ту бездну, а теперь в ужасе отшатывается, желая закрыть глаза покрепче, зажмуриться, встряхнуть головой, чтобы выкинуть видение. Вместо этого слетает жалкое и обреченное:
- Да, мама, - Совсем не такое, каким было раньше. Слезы сами высыхают, хоть соль ещё и жжет кожу, но рыдания больше не сотрясают девочку. Эльза смотрит на мать, слушает жестокие слова, но она в них верит. Она не находит в них тепла, которое бы сейчас ей нужно было, она находит лишь горечь. Принцесса отстраняется, испуганно глядя на Герду, пряча от той руки, как убийца прячет орудие преступления, ей хочется кричать, но крик застревает в горле. - Простите, мама, это моя вина, - Пропасть и отчуждение появляются не в тот момент, когда перерезают пуповину, связывающую мать и дитя, а потом, когда становится слишком холодно. - Я хотела слепить снеговика для Анны. Я была безответственна и должна была отказать ей.
Невозможно отказать тому, кого ты любишь, но, видимо, нужно. Нужно жить не так, как хочешь, а так как правильно. Эльза глубоко вздыхает, её все равно колотит дрожь - ребёнку нелегко смириться, что она убийца. Действительно, уже больше ничего не будет хорошо. Принцесса делает несколько шагов в сторону покоев, которые будут её новой детской. Или тюрьмой. Убийцы живут в тюрьме.
[AVA]http://s0.uploads.ru/t/N5FSd.jpg[/AVA]

Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня. (с.)
Сначала зажмуриться, чтобы не видеть удар, потому что Эльза ждет именно удар и не хочет его. И глаза закрывает поплотнее, чтобы не увидеть, как руки, раньше гладившие по голове, приглаживавшие белокурые волосы, вдруг станут жестокими, потому что этой ночью все разом изменилось. Это чувствовалось в беспокойном запахе застывшего в ожидании дворца, в оставшейся где-то там сестре, которую пропитали запахи хвои и мха каменных троллей, а над этим всем легкий, едва уловимый запах мороза.
Но руки не бьют, а сердце малышки уходит в пятки, когда ноги отрываются от пола - этого она не ожидала, распахнула глаза, захлопала ими растеряно, не понимая, что происходит. Для ребёнка все эти полутона и нюансы слишком сложны, ему важно лишь одно - любят ли его родители, желанный ли он или же лучше бы болезни забрали на тот свет неудавшийся приплод. От неожиданности Эльза хватает воздух ртом, на секунду испытав эйфорию полета, подпитанную родным материнским теплом, но тут же всё меркнет, а улыбка не прорезается на осунувшемся за эти несколько часов и почти что постаревшем лице. Уже ничего не изменить.
- Мама? - Она вскидывает глаза на королеву и спрашивает. Спрашивает взглядом, не словами, потому что губы плотно сжаты, чтобы не заплакать ненароком вновь. Эльза не понимает, но старается. А ещё сжимает ладошки в кулачки, боясь обнять мать за шею, прижимает к своей груди, прячет, наивно полагая, что это спасет всех от её ледяной магии. Сегодня спасет, но будет ещё завтра. Комок в горле мешает словам, потому что в голосе королевы уже нет строгости, только боль. Боль она чувствует каждой клеточкой, вновь укоряя себя за то, что всё из-за неё - маме плохо из-за неё, отец не спит из-за неё, а сестра проснуться не может. Тоже из-за неё. Такой груз на таких маленьких плечах.
Но ей, кажется, ничего и не надо отвечать, достаточно завороженного взгляда и медленного, наполненного странным пониманием кивка - завтра не будет никогда. Для неё не наступит рассвета, для неё всегда будет эта ночь, полная страхов и горечи.
И комната прекрасно подходит для этой ночи - такая холодная, такая пустая и неживая. На лице живут только глаза - огромные голубые глаза, в которых отражается идеально чистая, но совершенно безликая комната. Неживая, пустая, мертвая - Эльза сжимается на руках у матери, льнет к ней, хочет обнять, но всё равно прижимает кулачки к своей груди - если магия попадет в сердце, то не спасти. Так пусть лучше это будет её сердце.
- Я не боюсь, нет... - Тихо шепчет девочка. - Мама, - Она спрашивает серьёзно, поворачивая лицо к Герде и заглядывая той в глаза. - Я больше... Я больше не увижу Анну, да? - Она запинается, сглатывает, но не позволяет слёзам вырваться, только скулы сводит и сердце. - Что же делать? Мне не нужна эта магия! Пусть тролли её заберут! Они же мудрые...
Если бы только могли... Но в мертвой комнате надежда звучит пустым звоном.
[AVA]http://s0.uploads.ru/t/N5FSd.jpg[/AVA]

Маленькая девочка с большим даром, который для всех загадка и неприятность, превращается в девочку с бесконечным чувством вины, что она не такая как родители, как сестра, как все другие люди, что она ненормальная. И слово приобретает негативный оттенок, потому что дар не принес радости и больше не заставит смеяться рыжую принцессу, дар становится обузой, изъяном. Эльза всегда знала, что ей уготована не такая жизнь, как любым другим детям, потому что она была королевской дочерью, старшей дочерью, и это накладывало на нее свой отпечаток даже, хотя она была еще так юна. И, возможно, в этом была ее слабость - понимание того, что она не может сделать все, чего душа пожелает, сочетаемое с желанием играть и веселиться, как веселится любой ребенок. Рассудительность в сочетании с подмывающим изнутри желанием успеть увидеть чудо, не опоздать, не проглядеть падающую звезду и загадать желание - разве не это заставляло ее сначала говорить "нет" Анне, а потом вскакивать среди ночи из кровати и мчаться с ней через весь дворец? Будто бы первый раз принцессы сбегали из своей спальни ночью в поисках невероятных приключений и чудес, в поисках цветущих живым и ласковым огнем волшебных чудес? Нет, конечно нет. И в этом детском переплетении ответственности и безрассудства, желания успеть и не покинуть сестру магия была важным элементом, их личным маленьким чудом, радостью... И ошибка была в том, что магия для них была игрушкой, забавой, никто из принцесс и не думал, что красивые снежинки, которые Анна любила ловить языком, могут обратиться против них, а теперь, когда это выяснилось, игрушка была не мила больше, теперь Эльза хотела от нее избавиться, выкинуть то, что их обидело.
- В камушек, как они делали с памятью... - Надо было сразу их попросить забрать эту магию, чтобы не только в воспоминаниях сестренки их не было, но и в самой Эльзе, но она лишь жалась к родителям и не верила, еще не верила, что игрушка оказалась опасной. - Они не могут, да?..
Осознание, что избавиться от магии нельзя граничит с новым приступом рыданий, потому что как еще ей стать нормальной и снова играть с сестрой? Что же дальше, что ей делать дальше и зачем ей все, почему именно у нее проснулся этот дар, почему?
- Мама... Но почему? - Эльза опасливо коситься на темные углы комнаты, в каждом из которых притаилось по парочке откормленных теней, желающих сцапать девочку сразу же, когда захлопнется дверь и погаснет свет. Страх подступает к горлу новым вопросом. - Почему я такая? Почему я не могу быть как вы с папой, как Анна? Я не хочу, не хочу-не хочу- не хочу этой магии! Я не...
Она запнулась, пытаясь не заплакать, но глаза сухие и только болезненно горят. Она судорожно облизывает губы - соленые от слез. Затаив дыхание и плотно зажмурившись трясет головой, - нет-нет, она не разожмет кулачок, потому что в руках противная магия, - сжимается в комочек, стискивает до боли ладони так сильно, чтобы больно было.
- Но вдруг магия опять... - Ее раздирает, потому что страх борется с доверием, желание поверить в то, что ничего больше не случится с ними со страшными видениями каменных троллей. Эльза закусывает до крови нижнюю губу, медленно кивает, а потом, всё так де медленно и настороженно отрывает руку от груди, разжимая побелевшие от напряжения пальчики, тянет к матери, готовая в любой момент отпрянуть. Секунда, две, три - сколько она не дышит, сосредоточившись на простом жесте. Пальцы задевают рыжие волосы, такие же рыжие унаследовала от Герды Анна, только она по неизвестной причины совершенно белая, Эльза сдавленно вскрикивает - перед глазами вновь тронный зал и лежащая без чувств сестра. Девочка резко отнимает руку, машет головой, глаза полны ужаса. - Нет! Я больше не хочу никому навредить, я лучше останусь тут одна, пожалуйста, мама, я не хочу сделать еще что-нибудь ужасное.
Раньше она гордилась своей магией, любила ее и не боялась. Каменные тролли посеяли в ней семя страха.
[AVA]http://s0.uploads.ru/t/N5FSd.jpg[/AVA]

Забившемуся в угол сложно оттуда выйти самостоятельно - ноги затекают, руки затекают, глаза привыкают смотреть затравленно и пугливо, как смотрит маленький зверек, в которого тыкают рогатиной. Эльза не понимает, что с ней происходит и почему мир в один момент перестал искриться всеми цветами, почему лед под ногами обратился даже не в крошево, а в лужицу, растекшуюся по тронному залу, когда девочка бросилась к сестре - все сугробы пропали, все снеговики растаяли. Ох надо было спать, спать и видеть всё это в кошмарах, а не наяву, но у истории не бывает сослагательного наклонения.
- Но я навредила сестре... Разве может быть хорошим то, чем можно навредить? - Маленькой девочке сложно понять, что слова часто бывают опаснее, чем самый острый меч или магия, потому что магия иной раз тоже слова, но она задумывается, пытаясь понять мать. И горько, очень горько, что в ней есть вот эта странная и страшная часть, которая может в один момент сделать из смешливой девчонки безжизненного снеговика. Не о том она мечтала, когда обещала Анне поиграть... - Но как? Как я могу? - Девочка разводит руками, глядя на свои ладони, но сейчас магия затаилась и совсем не спешит разрушать что-то ещё, а потом снова сжимает ладошки в кулачки и прижимает к груди. - Но я... Я ведь не боялась, когда попала в Анну... - Горько и глухо откликается Эльза. - Я не боялась магии, я боялась, что она упадет и ударится или расшибется... Но не магии... А магия ей навредила.
Все это не укладывается в голове, но почему-то очень важно. Принцесса сосредоточенно обдумывает всё, что ей говорит Герда, всё, что ощущает и снова раскрывает ладони, с опаской глядя на них - хватит ли ей смелости, ведь она совсем не похожа на маму с папой, а ведь ей этого так хотелось, как и всем детям в счастливых семьях. Быть красивой и умной как мама, быть смелой и мужественной как папа - может ли быть что-то лучше, когда искренне восхищаешься родителями?
- Я постараюсь... - Она хочет быть сильной, хочет быть смелой, но сама она всего лишь маленькая девочка, доверчиво смотрящая на протянутую ладонь - вот оно тепло, вот она сила, можно спрятаться за маму от всех монстров, которые сидят по углам. Эльза кивает, дрожащими губами силясь улыбнуться. Выходит болезненно, а сама она за ночь исхудала, поблекла и почти превратилась в тень той славной девочки, которая была всего то несколько часов назад. - Я не... Я не сержусь, я не должна была устраивать истерики, прости... - Принцесса набирает воздуха в легкие побольше, пытаясь обуздать страх и протягивая матери руку вместе с вопросом. - Мама... Но... Мне нельзя будет играть с Анной все равно?..
Она сглатывает, чуть дернувшись всем тельцем, но не плачет, ведь Герда просила шанс для семьи, а можно ли выкинуть из семьи часть?
[AVA]http://s0.uploads.ru/t/N5FSd.jpg[/AVA]

Все слова кажутся блеклыми и медом, которым подслащивают бочку дегтя - Эльза уже понимала, что всё закончилось. Всё - какое странное слово, такое звонкое и такое пустое одновременно, одним махом обрубающее дорогу назад, как будто бы отделяя стеной прошлое, заставляя с удивлением оборачиваться и обнаруживать, что всё уже далеко, а ты один в холодной мерзлой пустыне.
Всё.
Глухое, как погребальный колокол слово, бьет набат в голове принцессы. Не будет уже у них с Анной общих секретов от родителей, не будет цельной семьи, потому что маленькая рыжая принцесса сегодня потеряла память. Если прислушаться к Герде, услышать, что она говорит Эльзе о том, что магия лишь часть её, то может показаться, что на семейном портрете теперь Анна будет видеть вместо сестры какой-то расплывчатый и неясный силуэт, со временем он будет становиться всё более и более тусклым, пока и вовсе не исчезнет, заставляя лишь недоуменно и забавно морщить лобик, как это всегда делала младшая из девочек, в попытках припомнить, была ли у той когда-нибудь сестра или же ей приснилось.
Когда-нибудь, если она сможет, то снова будет играть с Анной... Если та ещё будет её помнить.
Наверное, надо воспрянуть и стараться, стараться обуздать магию, но нельзя обуздать память, которую у старшей из принцесс не забрали. Почему? Она всегда будет бояться сестру, бояться за сестру.
- Я лучше здесь... - Даже если она научится себя контролировать, она не научится не вспоминать, как высверк голубой магии попал в сестру. - Не надо ей со мной играть...
И можно спрятать лицо на груди у матери, пользуясь тем, что та прижала к себе, и закрыть глаза, закусить губу до крови, потому что Эльза знает, что ей будет сниться ближайшие дни, может быть месяцы или годы - обледеневающая сестра. Лишь бы только родители этого не увидели, а она посидит тихонечко тут, в комнате, никуда не денется, никому больше не причинит вреда. Будет как мышка, а может быть и тише.
- Да, хорошо... - Теплое молоко она не любила, но пила, когда давали, не морщилась, спать она хотела ещё несколько часов назад и сейчас валилась от усталости, но всё перекрывала эмоциональная опустошенность. - Нет, мама, мне тепло. Мне лечь, да?
Эльза тихонечко вздыхает, украдкой втягивая носом материнское тепло и смотрит на пустую и темную часть комнаты, на застеленную кровать, на тихий камин, который давно не разжигали. Пожалуй, что она правда очень устала, а в глубине души тлеет последней искрой надежда, что утром всё окажется лишь частью кошмара.
- Я не боюсь, - Неуверенно бормочет она, вздыхает. - Ты устала, ложись и ты?
[AVA]http://s0.uploads.ru/t/N5FSd.jpg[/AVA]